Она так долго снилась мне...
Шрифт:
Он добродушно осклабился, обнажив желтые зубы. Я любил этого человека, мне нравилось все, что он делает, что говорит. Захотелось обнять его, прижать к себе, сказать, что он проживет еще долго-долго.
— Ну, для этого я еще должен быть достойным человеком.
— Ох, ну я в том уверен!
— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, но суть не только в этом.
Я поведал ему об истории с почтовым переводом. Он выслушал меня очень внимательно.
— Странно вообще-то. Может, правда в природе существуют тайные благотворители.
— Сначала я решил было не обращать внимания и поверить в ошибку. Но теперь очевидно, что тот или та, кто посылает мне эти деньги, знаком с моей ситуацией, сумел как-то обнаружить номер моего счета, знает, где я живу… Есть в этом настойчивом желании анонимно дать мне денег нечто извращенное, а?
— Ну, оставь паранойю старым евреям вроде меня. Может, это твой старинный читатель. Такую вероятность ты не мог себе представить? Ты даровал ему счастье, вот он тебя и благодарит таким образом.
— Анонимно?
— На свете много всяких чудаков.
— Но я уже давно ничего не пишу! Почему тогда читатель прислал мне деньги именно сейчас?
— Говоря так, ты оцениваешь книгу как продукт: срок изготовления, срок хранения, и на свалку, и забыли. Таким образом, ты отрицаешь сам принцип нашего книжного собрания. Ведь ты сам знаешь, что книги не вписываются в линейную концепцию времени. Флобер, Анри де Монтерлан, Золя, Дюма, Толстой и многие другие до сих пор обращаются к современным людям. Дайте книгу Даля ребенку или «Маленького принца» тоскующей девочке-подростку, и они решат, что он написан лично для них, буквально только что. Речь идет, возможно, о читателе, который только что открыл для себя твой роман. И был так потрясен, что решил отблагодарить тебя.
— Не забывайте, что я пишу под псевдонимом. Мне кажется маловероятным, что читателю или читательнице удалось бы разузнать мое настоящее имя.
— Да, я тоже мало в это верю, — смиренно признался он.
— И человек, которым движут добрые чувства, наверняка после первого моего отказа или прекратил бы дальнейшие попытки, или попытался объяснить свой поступок.
— Очевидно, — кивнул мсье Гилель. — Так что ты собираешься делать с этими деньгами?
— Я уже отослал их назад на то почтовое отделение.
— О господи! Я сделал бы то же самое, — признался он. — Этот поступок не поможет тебе расплатиться с долгами, но зато совесть будет чиста и не о чем голову ломать. Сколько ты им там должен?
— Ну, не знаю… Квартплата за несколько месяцев и друзьям по сколько-то… Точно не помню.
— Позволь-ка мне выручить тебя еще разок, — уверенным тоном сказал он.
— Об этом речи быть не может! — возмутился я. — Вы заставляете меня пожалеть, что я обратился к вам. И вы уже и так поступили весьма благородно.
— Одолжив тебе денег? Чушь какая! Благородство — это когда просто так дают. Как этот таинственный благодетель.
— Если это благодетель…
— Я в любом случае хотел повысить тебе зарплату! Так что вот…
— Повысить мне зарплату? За качество моей работы, что ли? Или я вам поднял процент продаж? — усмехнулся я. — Нет, только потому, что я внушаю вам жалость и сочувствие.
Он пожал плечами.
— Оставь красивые слова и сильные чувства на тот момент, когда соблаговолишь вновь начать писать.
— И речи быть не может, я не согласен, — упорствовал я.
— А мне и не нужно твое согласие.
— Вы не имеете права повысить мне зарплату помимо моей воли!
Он расхохотался.
— Ладно, можешь подать жалобу в Инспекцию по охране труда.
— Но… у вас нет средств, чтобы платить мне больше.
— Ты напрасно умаляешь мои финансовые возможности, — жизнерадостно бросил он. — Я играю на бирже. И с тобой сейчас я поступаю ровно по тому же принципу.
Он опять рассмеялся, прочитав недоумение на моем лице.
— Когда деньги вкладывают в какие-то надежные ценности, из них потом всегда можно извлечь выгоду. Я вкладываю деньги в тебя. Играю на биржевой ценности твоей души.
Видок у меня был обалдевший, поэтому старик залился хохотом, сотрясшим его тощее тело, а потом зашелся хриплым, настораживающим кашлем.
— Видишь, ты уже поднял мне настроение, вот и первая выгода! Кто меня еще развлечет и растрогает, если не ты?
Он наклонился ко мне, взял меня за руку, сжал ее и приложил к своему сердцу. Я поразился, какой он худой, кожа да кости.
— Послушай, Иона… Жизнь не наградила меня детьми. Но, если бы у меня был сын, мне бы хотелось, чтобы он был похож на тебя. Так что порой, когда я начинаю грезить, я представляю, что ты и есть мой сын. Может, ты им и был в какой-нибудь другой жизни, кто знает? Не бывает случайных встреч, вот оно как.
Он, казалось, тщательно подыскивает слова.
— Не лишай меня удовольствия повести себя так, как повел бы отец, хоть я всего лишь полусумасшедший старый книготорговец, — произнес он сдавленным от волнения голосом.
В глазах его стояли слезы, рука все еще сжимала мою руку.
— Я согласен, — сказал я. А что мне еще оставалось? — Потому что мне действительно нужны эти деньги. Но и потому, что люблю вас, как отца.
— Спасибо, — ответил он.
Динамика развития любви необычна. Динамика эта не поддается логическому объяснению и уносит все и вся в своем неудержимом движении. Жош и мсье Гилель призвали меня ловить счастье, которое само идет в руки. Да я и сам был счастлив от переполнявших меня чувств. Однако мой энтузиазм был ничем не обоснован. Потому что в той любви лишь я, ослепленный любовью, питал какие-то надежды. А возлюбленная моя и не подозревала, что я существую, люблю и надеюсь.