Шрифт:
Глава 1
Вероника
Укрывшись в тени старого тополя, ждала открытия аптеки. По-хорошему, открыться она должна была уже несколько минут назад, но отпускающая препараты девушка всё ещё не появилась. Тётя Лена всегда приходила вовремя, но проблема заключалась как раз в том, что в её смену я сюда бы не сунулась. Мама одной из моих бывших одноклассниц, она бы не постеснялась задать пару неловких вопросов, а потом… О том, что я связалась с богатым взрослым мужчиной, знала уже каждая собака. О том, что он снял мне квартиру – тоже.
Наконец у аптеки появилась высокая полная девушка. Я её не знала. Надеюсь, и она меня тоже. Выждав пару минут, собрала в кулак решимость.
– Всё равно придётся это сделать, – шепнула, подбадривая саму себя.
Но зайти в аптеку не успела: меня опередил мужчина и две женщины. Пришлось подождать ещё немного.
Перебирая в кармане ветровки монеты, я обдумывала, куда ещё могу попытаться устроиться на работу. Все предыдущие попытки провалились. Со мной даже не разговаривали – просто отказывали. Причина была та же – слухи. Кому здесь захочется наживать себе проблемы? А от любовниц влиятельных папиков проблемы быть могут. И плевать всем в этой поганой дыре, что никакая я не любовница! И что мне нужны деньги, тоже плевать.
Переговариваясь, из аптеки вышли вначале две тётки, потом мужчина. Поправив на переносице очки, он посмотрел на часы и быстро пошёл к припаркованному у обочины автомобилю.
– Надеюсь, никого больше не прижмёт, – зло процедила, как только он сел внутрь.
Злость осталась единственным доступным мне чувством. Ещё боль, грусть, отчаяние и любовь. Но их я себе запретила. Особенно любовь. Что толку от любви, если она не нужна? Герману моя любовь всё равно что колесо от разбитой шестёрки иномарке премиум-класса. А мне зачем эта любовь?!
Подойти к окошку я решилась не сразу. Прошлась вдоль витрины, глянула на дверь.
– У вас есть гематоген? – спросила, заставив продавщицу оторваться от телефона.
– Сорок два рубля, – на прилавок шмякнулся батончик.
– Хорошо. Ещё анальгин и тест на беременность.
– Какой? – она подняла взгляд.
– На ваше усмотрение. Главное, чтобы был надёжный и, насколько можно, недорогой.
Не знаю, как со стороны, самой мне казалось, что я мямлю. Неспешно девушка ушла к полкам. Выдвинула одну, за ней другую.
– Возьмите этот, – коробочка легла рядом с батончиком гематогена.
Дверь скрипнула, в аптеке появилась женщина с ребёнком. За ней зашла ещё одна.
– Или могу предложить…
– Я возьму этот, – поспешно. – Сколько с меня за всё?
Расплатившись, сгребла покупки в пакет и, ни на кого не смотря, вышла на улицу. Выдохнула, только оказавшись на порядочном расстоянии от аптеки. Теперь домой, а там…
Первые три недели всё шло своим чередом. Слёзы, попытки устроиться хотя бы посудомойкой или уборщицей. Сад, дом… А ночью бесконечные мысли о Германе, сметающие подобие чувств к Кеше, в которых пыталась себя убедить. Пару раз он уговорил меня сходить с ним в парк прогуляться. И я… Я согласилась. Нужно было продолжать жить дальше. Жить реальностью, а не сказками и мелодрамами. Это только в кино случается красивый финал.
Тест лежал на столе прямо передо мной, а я ловила себя на мысли, что не хочу. Не хочу ничего знать. Сидела напротив и, чем дольше смотрела на него, тем яснее понимала это. Можно же, в конце концов, уверить себя, что ничего не случилось и жить. Месяц, два, а то и три. Какая разница? Ведь убедила же себя, что мы с Кешей можем попытаться. Убедила…
Губы сами собой искривились. Вздохнув, схватила коробку и пошла в ванную. Папа всегда говорил, что я смелая. Так чего теперь прятать голову в песок? Бегло прочитав инструкцию, сделала так, как было написано, и стала ждать.
Воспитательница скинула в группу в мессенджере сегодняшние рисунки. На рисунке Платона нас было трое: напоминающая меня криворукая фигура с жёлтыми волосами, маленькая, с ёршиком на голове, и третья, самая высокая. Тут он старался особенно: брюки, пиджак. А рядом – большой чёрный внедорожник, больше похожий на танк или, в данном случае, маршрутку. Но какая разница, если суть одна?
– Ненавижу тебя, Вишневский, – отчаяние прорвалось. Оно всегда прорывалось в такие вот моменты. А за месяц их было немало. – Ненавижу, – откинула телефон и заставила себя посмотреть на тест.
Одна – яркая, вторая…
Судорожный вдох. Пыталась дышать, но воздуха не было. И пустота, появившаяся в утро, когда Герман наотмашь хлестнул меня правдой – я ему не нужна – , стала невыносимой.
Вторая бледно-лиловая. Бледно-лиловая полоска, не оставляющая сомнений.
– Зачем ты это? – коснулась живота. Кого спрашивала, не знала сама. Себя ли, Германа или то крохотное существо внутри, которое было никому не нужно, как и я. – Ну зачем? – сквозь слёзы.
Зарычав, схватила тест и сжала. Запрокинула голову, пытаясь не дать волю слезам. Ненавижу. Как же его ненавижу! Будь он проклят! Да лучше бы… Лучше бы я в тот день умерла, чем встретила его. Мужчину, до основания разрушившего мой мир и разбившего сердце.
Слёз не было. Наверное, если бы меня прорвало, стало бы легче.
Всё, что делала, я делала в полузабытье. Как кукла с чётко заданной программой, погладила и разложила вещи Платона, приготовила ужин. А потом дела вдруг кончились…
Осмотревшись, нашла себя на едва ли не до блеска вылизанной кухне с рулоном бумажных полотенец в руках. Сжала их и сделала глубокий вдох, должно быть, первый за последние несколько часов. По квартире разливался аромат творожной запеканки. Какого лешего?! Почему я не сделала курицу или картошку?! Почему запеканка?! Ещё и пиала со сгущённым молоком на столе…
Горло всё-таки предательски сжалось, но не успела расклеиться, молчавший почти месяц домофон ожил. Вместе с ним беспокойно заколотилось глупое сердце. Наивная надежда встрепенулась быстрее, чем я успела резануть её по крыльям ещё лежавшим возле раковины ножом.
Герман был последним, кто стал бы звонить в домофон. Если бы он решил вернуться, то сделал бы это иначе. Он бы… Он бы просто вошёл в эту проклятую дверь, в эту проклятую квартиру и… И сделал бы всё, что захотел. Как захотел. Но только в том случае, если бы захотел.