Она в моем сердце
Шрифт:
В ту ночь я осталась у отца, я видела, для него это важно. Странно, что открытие, которое, в общем-то, должно было перевернуть всю мою жизнь, особого впечатления не произвело. Отец так и остался моим отцом, и чувства к нему не изменились. А почему они должны меняться? Он мой настоящий отец… а тот, другой, просто случайный человек, ненужный и неинтересный. Как там в известной шутке: одно неловкое движение, и ты уже родитель… Я – последствие неловкого движения. Весьма досадного, если мамаша тщательно скрывала беременность и родила меня неизвестно где. Как ей удалось? Скрывать свое интересное положение, я имею в виду. Живот-то должен быть ого-го… все-таки двойня… И вес не подкачал, если нас не сочли недоношенными. Ничего подобного мать Виолы, по крайней мере, не говорила. Крепкие здоровенькие девочки… Вот тут мне стало по-настоящему больно, потому что я впервые произнесла хоть и мысленно то, о чем боялась думать весь день. Мы с Виолой близнецы. Одна точная копия другой, по крайней мере внешне. Говорят, близнецы чувствуют друг друга на расстоянии. Я попыталась вспомнить, было ли нечто подобное? Нет. Может,
И тут ответ пришел, неожиданный и жуткий. Детей разделили, чтобы мать не смогла их найти. Ведь искать она станет близнецов. Дети оказались в разных областях, и практически сразу их удочерили. Я усмехнулась, заметив странную особенность своих мыслей: вместо «я», «меня», «нас» я думаю «дети», не желая соглашаться с тем, что я и есть тот подкидыш. Я знаю, что это так, но не хочу с этим смириться. И с тем, что Виола моя сестра, – тоже? «Чего это я здесь навыдумывала, – ворочаясь в темноте спальни, усмехнулась я. – Бредово сентиментальная история с похищением детей у несчастной матери?» Кажется, подобными догадками тешила себя и Виола, придумывая себе другую мать и другую жизнь. Но кое-какая правда в моих фантазиях, должно быть, содержалась: либо человек, сделавший это, считал, что детей поодиночке проще пристроить, либо боялся, что мать со временем решит их искать. А он был в этом не заинтересован. Почему он, а не она? Беременность, которую усердно скрывают… отчего бы просто не сделать аборт? Предположим, с этим опоздали. Дети – плод греха, но двадцать пять лет назад такой грех и грехом-то не считался. Ни одна мать в здравом уме не принудит свою дочь рожать тайно да еще подбрасывать детей… Значит, все дело в мужчине. В их отце. Он не хотел, чтоб о его грехе знали. То есть был женат? Не просто женат, жена значила для него слишком много. Большую любовь смело отметаем, когда она есть, жене не изменяют. Значит, деньги либо положение в обществе. Заплатил любовник деньги или запугал? Имея деньги, он мог держать ее несколько месяцев в каком-нибудь тихом месте, приставив к ней сиделку… И роды, хоть и тайные, не обошлись без врача, пачка банкнот надежно лишает памяти. Лебяжий отлично для этого подходит. Двадцать пять лет назад это был крохотный поселок. Свежий воздух, и до города близко. Молодая семья снимает дом, муж постоянно в командировках и появляется здесь редко. Пришла пора рожать, и ее якобы увезли в областной центр. Опять я приключенческий роман сочиняю. Когда в Павловске обнаружили младенца, матерью, конечно, заинтересовались. И о беременной в Лебяжьем просто обязаны были вспомнить. Да и без того люди любопытны, кто-то непременно задаст вопрос, что за люди снимают дом, откуда они, как фамилия? Человек с большими деньгами и эту проблему решит. Может быть, их и искали, да найти не смогли. Под той фамилией, что они назвали. Девица вернулась домой, и тайна осталась тайной. И кто же предполагаемый папаша? А если Виола нашла его? И это стало причиной ее гибели? Эк я завернула. Слезливый роман, потом приключенческий, теперь вот триллер. Иногда жизнь бывает затейливей любого романа. Моя история, кстати, тому пример. Допустим, двадцать пять лет назад папаша скрывал свой грех, но чего ему сейчас бояться? Тем более что никаких доказательств у Виолы не было. Или были? За эти годы он мог далеко шагнуть. И как на его репутации скажется тот факт, что он бросил своих детей да еще вынудил любовницу спровадить их в детский дом? Я представила политиков, украшавших собой экран телевизоров и ратовавших за крепость семейных устоев. Вот уж будет весело, если он один из них. Ха-ха… я лежу и придумываю себе могущественного папашу. Арсений сказал, обстоятельства расследования держат в секрете. Тайна за семью печатями. Хранить свои тайны следователям, кстати, положено. Если, по их мнению, убийство Виолы совершил маньяк, то просто не желают досужей болтовни и обывательских страхов. А если все-таки причина в том, что им стало кое-что известно? Кое-что, указывающее на причастность к убийству высокопоставленного лица.
Уже скатываясь в сон, я вдруг вспомнила о фотографии в доме Нины Ивановны: портрете дочери. И о явном нежелании соседки говорить о ней. А Виола водила дружбу с Татьяной, которая с Ниной давние недруги. Вот об этом надо узнать побольше.
Утром я проснулась поздно. И папа, и Софья уже отправились на работу. В кухне меня ждал завтрак: оладьи, завернутые в полотенце, чтобы не остыли. Под тарелкой записка: «Я тебя люблю». «Я тебя тоже», – написала я и прикрепила записку магнитом к холодильнику, позавтракала и позвонила отцу. Просто для того, чтобы услышать его голос и вселить в него уверенность, что ничего не изменилось. Не может измениться. Куда бы меня ни занесла нелегкая, что бы я ни узнала о себе, он – мой отец, а я – его дочь.
Взглянув на дисплей мобильного, я обнаружила семь пропущенных звонков от Арсения и тут же перезвонила.
– Слава богу, – буркнул он, услышав мой голос. – Я уже места себе не нахожу.
– Извини, мобильный лежал в сумке, и звонков я не слышала. Есть новости?
– Нет, – растерялся он. – Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
– Со мной все в порядке, – заверила я.
– Ты… ты говорила с ее матерью? – неуверенно спросил Арсений. – Где ты вообще находишься?
– Далеко.
– А поточнее?
– Поточнее перебьешься. Я не хочу, чтобы вы все свалились мне на голову.
– Ну, спасибо.
– Не за что.
– Так что там с ее матерью?
– Она не пожелала открыть мне душу, или ей нечего открывать.
– То есть ты не знаешь, может ли эта девушка быть твоей сестрой?
– Я решила не копаться в этой истории. Какой смысл, если девушки больше нет?
– Верится с трудом, – проворчал Арсений. – Ты не из тех, кто…
– Прислушается к доводам разума? – съязвила я.
– Не из тех, кто бросает дело на середине. Я знаю тебя с четырех лет, с тех пор, как ты появилась в нашем дворе. Кстати, я прекрасно помню нашу первую встречу, мне ведь тогда было уже семь.
– Ага, взрослый парень.
– Янка, ты знаешь, как я к тебе отношусь, и меня пугает…
– Ты вроде никогда пугливым не был? Ладно, так и быть, открою тебе тайну: вчера уже после нашего разговора я познакомилась с молодым человеком. И, кажется, влюбилась. Все мысли только о нем.
– Поэтому не отвечала на звонки?
– Догадливый.
– То есть ваше знакомство стало очень близким?
– Не в моих правилах ложиться с мужчиной в постель в первый день знакомства. Стыдно не знать это человеку, с которым я дружу с четырех лет.
– Ладно, понял. Кстати, впервые за полгода ты похожа на саму себя. И это радует. Влюбляйся на здоровье, но поскорее возвращайся к нам. Я скучаю.
– Еще одна просьба.
– Валяй.
– В Лебяжьем, улица Верхняя, дом два, живет некая Татьяна. Фамилии, к сожалению, не знаю. У нее есть племянник. За любые сведения о нем буду очень признательна.
– Ты была в Лебяжьем? – насторожился Арсений.
– Была.
– Черт… чем ты вообще занимаешься?
– Собираюсь весело провести время с мужчиной, который мне нравится.
– Ага, – хмыкнул Арсений. – Если ты надумала податься в сыщики, вынужден предложить свою кандидатуру на роль доктора Ватсона. Глупость, но это лучше, чем гадать, где ты и чем занята.
– Предложение заманчивое. Я над ним подумаю. При условии, что с заданием ты справишься.
Я отключилась и немного постояла, удивляясь, что никому из друзей звонить не хочется. Отчего бы не рассказать все тому же Арсению? С Алексом своими догадками я поделилась, а с ним нет. Неужто наша детская дружба так и осталась в детстве? А я вдруг почувствовала себя слишком взрослой? Они знали одного человека, а я оказалась совсем другим. Ерунда. Скажи себе правду, ты боишься втягивать их во все это, считая легкомысленными, несерьезными, не способными даже на то, чтоб держать язык за зубами. Вот так открытие. Я считаю, от моих друзей сейчас вреда куда больше, чем пользы. Исключение разве что Арсений, от него польза есть, и я готова его нещадно эксплуатировать. Хороший из меня друг, ничего не скажешь.
Вздохнув, я побрела в прихожую, взяла сумку и покинула квартиру.
В Лебяжий я вернулась уже после обеда. В доме духота, столбик термометра за окном поднялся до двадцати семи градусов. Я подумала включить кондиционер, но вместо этого отправилась купаться. Проходя мимо дома Алекса, увидела, что его роскошной спортивной тачки на стоянке нет, зато появился джип, за рулем которого Алекс был в вечер нашей встречи. Значит, Верховцев здесь, в поселке. С работы вернулся рано. Я замедлила шаги, но на веранде Алекс не появился. Что ж, заглянуть к нему можно и на обратном пути. Хотя делать этого, пожалуй, не следовало, а доверительно болтать с ним вчера – тем более.
С чувством легкой досады я спустилась к озеру. Сегодня здесь опять многолюдно, я нашла местечко поспокойнее, ближе к лесу, расстелила одеяло и вот тогда увидела Алекса. Он как раз выходил из воды, отбрасывая со лба мокрые волосы. Я присвистнула и тут же огляделась: не услышал ли кто-нибудь? Он-то точно не слышал, находясь довольно далеко от меня. Две девицы, расположившиеся рядом, таращились в том же направлении и только что не облизывались.
– Офигеть, какой мужик, – сказала одна, исчерпывающе описав внешний вид Алекса.