Они написали убийство
Шрифт:
Все прекрасно понимали, что Державин лжет, но неопровержимых доказательств против него не было. И после беседы с ним капитану Карташову ничего не оставалось делать, как отпустить его.
Лариса после последнего неприятного разговора с Карташовым поехала в ресторан. Однако весь день мысль о том, что Державин и дальше будет спать спокойно, не давала ей покоя.
Под вечер, завершив работу, Лариса села в свою машину и отправилась к Державину домой. Она знала, что встреча с ним не даст ей доказательств его вины, но не могла поступить иначе.
Василий открыл дверь и, похоже, нисколько не удивился, увидев ее. Он не проявлял никаких эмоций и просто сказал:
— Проходи.
Лариса прошла в гостиную и села на диван. Он устроился напротив, закинув ногу на ногу.
— Я хотела с тобой поговорить… — медленно начала Лариса.
— Я догадываюсь о чем, — усмехнулся Василий. — Но сразу хочу сказать — на это ты меня не купишь. Так что, если у тебя в сумочке диктофон, не думай, что он тебе поможет. Я ничего тебе не скажу.
Лариса молча расстегнула сумочку и высыпала ее содержимое на диван.
— Теперь ты видишь, что у меня нет диктофона? — спросила она, глядя на него в упор. — Я же знаю, что ты не дурак.
— Спасибо, — он слегка наклонил голову. — Да и о тебе этого не скажешь. Более того, могу честно признаться, что не часто встретишь такую умную женщину.
— Я хочу поговорить, — повторила Лариса. — Если ты все же мне не доверяешь, можешь меня обыскать. Никаких «жучков» в твой дом я не подсовывала, но если хочешь, мы можем выйти отсюда и поговорить в другом месте.
Василий некоторое время смотрел прямо в ее глаза, потом сказал:
— Я, честно говоря, не понимаю, зачем нужен этот разговор.
— Это нужно мне, — сказала она. — Ответь мне, когда мы с тобой познакомились, ты умышленно меня выбрал, чтобы использовать в своих целях?
Василий несколько секунд молчал, потом покачал головой:
— Нет. Тогда я действительно хотел с тобой познакомиться, потому что ты мне понравилась. А потом уже подумал, что ты можешь подойти мне для подтверждения алиби. Ведь в то время, когда убили Татьяну, я был с тобой. Какие ко мне претензии? А потом я понял, что ты всерьез заинтересовалась этим делом и стала мне мешать. Нет, не думай, я не хотел тебя убивать. Мне даже в какой-то степени было удобно — ты же держала меня в курсе всех дел, сообщала о своих действиях и планах, как, например, с Владой. И я мог делать то, что мне выгодно. Когда я узнал, что ты собираешься в Питер, я поехал туда первым. Ну и, естественно, сделал все, чтобы обезопасить себя.
— Как просто ты об этом говоришь! — невольно ужаснулась Лариса. — Убил девушку, которая была твоей любовницей, и называешь это «обезопасить себя»!
— Я честен с тобой, — улыбнулся Державин. — И не хочу казаться лучше, чем есть на самом деле. Да, у меня были свои планы. Почему я должен был их менять из-за прихоти Татьяны? Она, значит, жила, как ей хотелось, а я должен был плясать под ее дудку?
— Но ведь когда-то ты испытывал к ней чувства? Если даже решился на убийство. Я имею в виду Дмитрия Чернышова. Кстати, мне интересно знать, как там все получилось?
— Я могу тебе рассказать. Теперь-то уж что! Ты можешь мне не верить, но я действительно не хотел его убивать. Я просто хотел, чтобы он оставил в покое Татьяну, которую я тогда любил. Она встречалась с Чернышовым еще до знакомства со мной. У него были деньги, в отличие от меня. Но мне казалось, что для нее все-таки это не самое главное. Ведь стала же она встречаться со мной, с полунищим студентом. Я собирался на ней жениться и хотел, чтобы она рассталась с Чернышовым. Я просил ее об этом, она обещала, что обязательно поговорит с ним, но все время тянула. Тогда я решил действовать сам. Еще раз повторяю — я не хотел его убивать.
— Зачем же ты его ударил?
— Да я же был на взводе! Я пришел к нему, чтобы поговорить по-хорошему, а он только и делал, что издевался надо мной! Боже мой, какой же я был идиот! Наивный и импульсивный. И очень остро реагировал на все. Когда этот Чернышов меня ударил, я был вне себя. Упал, Татьяна ко мне кинулась… Я поднялся, увидел, что он стоит в комнате и смотрит в окно. Рядом стояла бутылка из-под пива. Я ее схватил и шарахнул его по голове. Я не думал, что он умрет. А когда понял, что убил, было уже поздно. А тут Танька говорит: «Нас же никто не видел. Никто не знал, что мы придем сюда. Обо мне никто не знает практически ничего, даже фамилии. О тебе вообще никому ничего не известно. Так что нужно просто сваливать, и все». И мы решили обыграть все так, словно это было ограбление. Татьяна знала, где у него хранятся деньги, вот мы их и взяли. Собственно, на них-то она потом и раскрутилась. Еще мы взяли его паспорт — просто так, я даже не думал, что он мне пригодится. А потом все стало более-менее налаживаться. Мы с Татьяной поженились, она со мной была очень ласкова, ни разу не напомнила об этой истории, и я постепенно успокоился. Я не считал себя виноватым, к тому же хотел получить Татьяну — и получил. И вроде бы все шло поначалу нормально, а потом… Потом пошла какая-то лажа. Она ударилась в свой бизнес, я мечтал о литературной карьере. Одним словом, мы стали совершенно чужими людьми. А может быть, и были таковыми изначально. У нее появились любовники, я знал, что она меня уже не любит и, наверное, не любила никогда. Да и я как-то быстро поостыл к ней. Очевидно, не мог простить, что она хоть и косвенно, но виновата в том, что я стал убийцей. Ведь если б она не тянула с объяснением с Чернышовым и сразу честно ему все рассказала, ничего бы не было. А ей и меня терять не хотелось, потому что вроде как влюблена была, и его тоже, потому что там были деньги. Одним словом, стали мы жить как квартиранты. Внешние приличия соблюдали, конечно, а так — никакой семьи! У нее свои интересы, у меня свои. И я подумал, что мне уже скоро тридцать, а я до сих пор еще ничего особенного не достиг. А рядом женщина, которая никогда не станет мне помогать в достижении цели — она о себе печется. И понял, что нужно менять эту ситуацию. Она, значит, успеха добивается в своей торговле, а я что, так и буду альфонсировать? Ведь что душой кривить — у нее денег было гораздо больше. А мне в Москву хотелось. Короче, поговорил я с ней, предложил развестись по-хорошему. А она вдруг уперлась да еще заявила, что беременна. Вот этого мне совсем не надо было. Да еще припомнила эту историю с Чернышовым. Такого я уже не мог стерпеть.
— И тогда ты решил ее убить, — прокомментировала Лариса.
— Да, — просто ответил Василий и с вызовом посмотрел на Ларису. — А что еще оставалось делать? Тем более что мне самому не пришлось пачкать руки.
— Да, ты все отлично продумал, — отметила Лариса. — Даже в случае, если бы Валентина созналась, против тебя нет никаких улик. Молодец, что и говорить.
— Не надо было тебе лезть в это дело, — сказал Василий мягко и положил Ларисе руку на колено, но она резко сбросила ее.
— Не смей ко мне прикасаться. Ты мне противен. У меня в голове не укладывается — убить женщину, которая была беременна от тебя. Ты просто чудовище. И не нужно говорить, что у тебя не было другого выхода, выход всегда есть.
— Давай не будем читать друг другу мораль, — поморщился Державин. — Да, еще семь лет назад я был другим и рассуждал так же, как и ты. Считал себя порядочным. И к чему это привело? Что, это сделало меня счастливым?
— Нет, — покачала головой Лариса и достала сигарету. — Если человек порядочен, то он остается таким всю жизнь, что бы с ним ни происходило. Ты изначально не был таким. Об этом говорят все твои поступки. С чего ты начал? С убийства любовника своей невесты, хотя можно было без этого обойтись. И во всех своих неудачах виноват ты сам. Это продиктовано твоими поступками. На самом деле ты просто эгоист. И я уверена, что жизнь сама тебя накажет. Вот посмотришь, если даже не удастся тебя посадить в тюрьму, ты заплатишь по-другому.
— Может быть, — криво улыбнулся Державин. — Жизнь полна жестокости и цинизма.
— Ты прекрасно описал это в своих романах. Я читала книги Марины Николаевой. Их ведь именно ты писал?
— Да, — с какой-то непонятной гордостью сказал Державин.
— Надо сказать, что ты неплохо пишешь. Чувствуется, что у автора какая-то болезненная склонность к преступлениям. Прямо-таки ядовитое перо какое-то у тебя, — вспомнила она определение, данное Лихоимцевым.
— Спасибо, — сказал Василий. — Только я не считаю это творчеством.