Они не люди. Книга вторая

Фламмер Виктор

— Послушай, я понимаю, как тебе плохо. Но, может быть, стоит об этом поговорить? Мы бы выпили. Любава сказала, физически ты уже в порядке.

— Я в порядке, — снова проговорил он, — мне не плохо.

— А как тебе? Гера, как? — брат обошел его и встал перед шторами. И наклонился. Теперь Аверин смотрел на его подбородок.

Как ему? Никак. В голове если и появлялись какие-то мысли, то вскользь и о текущем моменте. Например, он знал, что сейчас принесут еду.

Дверь открылась, и зашел Анонимус, толкая перед собой тележку.

—

Прошу прощения, ваше сиятельство, я надеюсь, не помешал.

— Нет. Видишь, разговор что-то не клеится. Но я не буду уходить пока.

Аверин взял в руку вилку и начал есть. Вкуса он совершенно не чувствовал, но понял, что был голоден, и это досаждало. Спустя пару минут он отодвинул тарелку и снова повернулся к окну.

— Гера, ты почти ничего не съел, — укоризненно сказал брат.

— Я наелся, спасибо, — ответил он.

— Тогда пошли на улицу. Там отличная погода. Вставай, — Василь дернул его за руку.

Аверин встал и позволил Анонимусу себя одеть. И пошел за братом. Они вышли во двор. И Аверин сразу прикрыл глаза рукой: солнце их буквально выжигало. А убрав руку, он понял, что она мокрая.

— Пойдем, — Василь потянул его за собой.

— Я хочу побыть один, — проговорил он.

— Нет уж. Хватит. Ты постоянно сидишь один и смотришь в пустоту. Давай прогуляемся. Ты уж извини, подосаждаю тебе немного своим присутствием.

— Хорошо, — Аверин знал, что, если не спорить, его быстрее оставят в покое. Они принялись неспешна ходить по парку. Василь без конца говорил, рассказывал какие-то истории из детства и юности, но Аверин не слушал. Лишь иногда кивал и говорил: «да».

— Давай тут остановимся, — сказал Василь, когда они подошли к семейному склепу, — ты постой немного, а я помолюсь, ладно? Я знаю, что глупо звучит, но вдруг это тебе поможет.

Аверин хотел было сказать, что не нужно ему помогать, но тогда пришлось бы снова вступать в диалог. Поэтому, посмотрев на шевелящиеся губы брата, он прислонился спиной к стене склепа и прикрыл глаза.

Его пронзил жуткий мертвящий холод. Аверин почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он съежился, сполз на землю и, с трудом подняв руки, сжал плечи. И услышал грохот. Он понял, что стучат его зубы. А сердце колотится так, будто сейчас выпрыгнет из груди.

— Что с тобой? Гера!

Перед ним возникло перепуганное лицо брата.

— Кузя… — прошептал он и почувствовал привкус соли на губах. Провел по ним рукой и увидел на пальцах кровь.

— Гера! — Василь принялся его трясти и, оттащив от стены, уложил на траву.

По небу плыли огромные белые облака. Холод начал понемногу отступать.

— Анонимус! — закричал брат.

— Не надо звать… — тихо проговорил Аверин, — я сам. Мне уже лучше.

Он сел и вытер губы, они продолжали кровоточить. Кончики пальцев саднило, как будто он скреб ими камень. А внутри будто разрасталась огромная дыра. Казалось, она вот-вот поглотит его.

А потом пришла боль. Сердце

сжалось, он закашлялся и схватился за грудь. Холод сменился жаром, горело всё: глаза, лицо, щеки. Он сжимал голову руками, раскачивался и хрипел, чувствуя, как его рот всё больше наполняется кровью. Когда он понял, что сейчас захлебнется, выплюнул соленый колючий ком боли на траву. Поднял голову, на него смотрели две пары глаз. Человек и див. И ни один из них не решался притронуться к нему.

— Я же сказал — всё в порядке, — он попытался растянуть губы в улыбке, но вышло что-то другое. Потому что на лице брата отразился ужас, а в глазах фамильяра мелькнуло нечто, похожее на жалость.

— А теперь, прошу. Я хочу остаться один. Не волнуйтесь, я погуляю.

Василь вопросительно посмотрел на Анонимуса. Тот кивнул.

— Я пойду на аллею, — сказал Аверин диву. — А ты принеси мне туда бутылку коньяка или водки. Мне очень холодно.

— Сию минуту, хозяин, — ответил див и исчез. Василь протянул руку, помогая подняться.

— Я провожу тебя. И уйду домой, честно.

Теперь он гулял один, вспоминая прошлое, отца, Академию. Пил прямо из горла, губы жгло, но это было даже приятно: он хоть что-то начал чувствовать.

Не чувствовать было лучше. Но нельзя бесконечно прятаться от боли.

Он подошел к фонтану, намочил в нем голову. И увидел в кустах горящие глаза Сары. Приблизился и опустился перед ней на корточки.

— Тоже скучаешь по ним, да? Я знаю, скучаешь.

Лиса ткнулась ему в ладонь мокрым носом.

Он поднялся, снова отхлебнул. И ноги сами понесли его к склепу. Оказавшись возле него, он осторожно потянул дверь. Часто ли кто-то входит сюда? Сам он в последний раз был внутри еще в детстве. Но никой затхлости в склепе не ощущалось, пахло травами и ладаном. Значит, Анонимус убирает здесь, проветривает и зажигает лампадки. А может, и Василь.

Аверин нашел на полке спички и зажег одну из лампад. Мерцающий огонек осветил каменные своды.

Как вышло, что он всю жизнь прожил один? Почему ему никогда никто не был нужен? Или он боялся привязаться к кому-то?

Он подошел к двум урнам, стоящим в нишах. В одной из них — прах матери. А вторая? Она пуста? Или прах матери разделили пополам?

Он коснулся рукой стены. И снова его пронзил холод. Или это боль одиночества? Страшная, разрушающая всё пустота?

Он прислонился лбом к ледяной стене.

— Кузя, — проговорил он, — не знаю, слышишь ли ты меня. Но если вдруг слышишь, спасибо тебе. За всё.

Он вышел на улицу, закрыл дверь и сел на траву, прижавшись спиной к ледяной стене. И начал вспоминать самый счастливый, свой последний год.

Так его и застал Анонимус. Уже стемнело.

— Пора возвращаться, хозяин, — див протянул одеяло, — уже холодает.

— Я… согрелся… — улыбнулся Аверин. Витать в воспоминаниях было так хорошо.

— Это обманчивое тепло, — Анонимус всё же накинул одеяло ему на плечи.