Они украли бомбу для Советов
Шрифт:
— И Абель имел непосредственные контакты с этой группой?
— Какие контакты? Они ему подчинялись, были у него на связи.
— Значит, он — одно из главных действующих лиц?
— Руководитель группы.
— То есть именно Марк направлял действия тех, кого в Штатах называли «русскими атомными шпионами»? Ведь супругов Розенбергов, с которыми, как считает тот же Донован, якобы были связаны Коэны, казнили на электрическом стуле. Правильный я делаю вывод?
—
— 1957 год — время еще суровое. После ареста вы не потеряли доверия к Марку?
— Абсолютно нет. Не было никаких сомнений. Какая потеря доверия, когда дело продолжало крутиться и многие его люди оставались на местах?
— Но почему тогда страна отказалась от Абеля? «Литгазета» опубликовала статью со знакомым припевом: никакого разведчика, сплошная провокация американских спецслужб. Не слишком этично.
— Может быть. Особенно сегодня. А возьмите срез времени, тот период — какие были отношения со Штатами? Но наш отдел начал искать возможность выручить.
— Как ваш отдел назывался?
— Сложно. Он наш, внутренний. После возвращения в нем до последних дней работал и Вилли.
— Дмитрий Петрович, как все-таки родился этот псевдоним — Абель?
— Мы знали о его дружбе с Рудольфом Ивановичем Абелем — нашим бывшим сотрудником, к тому времени, к несчастью, из жизни ушедшим. Вилли надо было как-то вылезать из данного положения. Он в руках американцев и прекрасно понимает, что они могут начать с нами радиоигру, ввести Центр в такое заблуждение. И Вилли решился: признал себя советским гражданином, чтоб страна знала, чтоб его выручали. И взяв известное нам имя, давал понять Службе, что он находится в тюрьме. Американцам заявил: «Буду давать показания при условии, что разрешите написать в советское посольство». Те согласились, и письмо действительно поступило в консульство. Но консул попался не тот. Завел-таки дело, но американцам ответил, что такого совгражданина у них не значится. По-своему он был прав: откуда ж Абель мог обозначиться в консульстве? Ошибка состояла в ином: надо было сообщить в Центр, хотя бы как-то проверить. А так мы только потеряли время и узнали, что Марк арестован, когда американцы объявили об аресте Абеля и начале процесса.
— И в нашей печати, и в зарубежной утверждалось, что Абеля обменяли на летчика Пауэрса плюс еще одного их разведчика только благодаря усилиям ФБР и семьи Пауэрсов, обращавшейся и к Хрущеву, и к Кеннеди.
— Пусть говорят что угодно. Занимался этим наш отдел: три года шла такая возня, были исписаны горы бумаги. В ГДР мы наняли толкового адвоката — Фогеля, переводили ему гонорары от нашей Службы. Я возглавлял группу и потому знаю, о чем говорю.
— А что за всеми этими, не видимыми миру усилиями стояло?
— Как всегда, работа… Во время процесса его американский защитник Донован довольно смело заявил в суде: «В такой ситуации, как Абель, может оказаться и наш человек. И тогда русский полковник может пригодиться». Американцы тогда думали, что такого не может быть. Но случилось…
— Ну вот, в Восточном Берлине вы наняли адвоката…
— Еще до того товарищи из нашей Службы нашли в Дрездене женщину — якобы родственницу Абеля, и на адрес этой фрау Марк начал писать из тюрьмы.
— Эту женщину подобрали лично вы?
— Нет. Товарищи из нашей Службы в Германии. Но внезапно американцы в переписке отказали.
— Этот самый адвокат Донован в книге «Незнакомом на мосту» намекает, будто в своих письмах Абель ухитрялся передавать секретные данные даже из камеры.
— Они просматривали его письма и так и этак, но никакой тайнописи, никаких данных. Абсолютно чистые письма. Однако обмен затягивался.
— Не потому ли, что раньше таких обменов не было?
— Такие обмены в принципе были. Но американцы тянули. Какие-то надежды перевербовать Марка, завязать с нами игру. Даже сам адвокат Донован, когда Вилли сидел в тюрьме Атланты, к этому пытался приложить руку. Между прочим, адвокат до последнего момента не верил, что имеет дело с настоящими родственниками Абеля. Когда в Берлин приехали жена и дочь Вилли, он к переговорам отнесся настороженно.
— Возможно, имел какие-то основания? Ведь фигурировал там и некий кузен Дривс.
— Кузеном Дривсом был наш оперативный сотрудник Дроздов. Немецким он владел в совершенстве. Потом Юрий Иванович стал руководителем советской нелегальной разведки.
— Дмитрий Петрович, известно, что обмен, или размен, Абеля на Пауэрса происходил на берлинском мосту Глинике. Вы не помните подробностей?
— Пауэрса привезли из Москвы — с ним выехали два наших оперативных работника — и поместили в прекрасном особняке. А нашего американцы засунули в какую-то клетуху — холод страшный. И вышел к нам Вильям Генрихович такой худющий…
— Он там чем-то болел?
— Просидеть столько лет в тюрьме и остаться в силе? Но, к счастью, ничего такого не было. И прежде чем выпустить его на мост, всю одежду у него распотрошили: искали чего-то. Резали, кромсали пиджак, брюки. Прямо из тюрьмы выпустили и все равно боялись. Ну, вышли на мост по три человека с каждой стороны, и произошел обмен. Потом купили Вильяму Генриховичу одежду, устроили хороший прием — и в поезд. Вместе с ним ехали его супруга, дочь, наши товарищи. Встречаем его на Белорусском вокзале: «Ну что, Рудольф Иванович?» На самом-то деле мы все его звали Вилли. И поехали по Тверской, потом на нашу Лубянку. И еще он попросил проехать мимо Кремля.