Они ведь едят щенков, правда?
Шрифт:
Глава 23
Это превысило все мои ожидания
— Уменя для вас очень ран-ний по-да-рок ко дню ро-жде-ния, — нараспев сообщила Энджел Жуку, приближаясь к его отсеку в «Военной комнате» в ИПК.
Уловив бархатисто-кошачьи вибрации, исходившие от нее, Жук счел благоразумным отвечать очень осторожно — на тот случай, если вдруг в ее словаре «день рождения» означает «вечеринку нагишом».
К счастью, Энджел так и не заглянула в «военно-промышленный дуплекс» в тот вечер, когда она участвовала в телевизионной склоке с Винни Чан в «Бомбовом ударе».
— Ко
— Мне только что позвонил приятель из Пентагона. В Восточно-Китайском море кое-что заваривается. Кое-что большое.
— Да?
— Угу, — промычала Энджел.
По ее ликующему виду Жук догадался: что бы там ни «заваривалось» — речь явно идет о каких-то боевых действиях.
— Мы что же… — отважился он спросить, — уже воюем, да?
— Неееееет, — проворковала Энджел. — Но дело принимает очень, очень ин-те-рес-ный поворот.
И она уже развернулась, чтобы уходить.
— Погодите.
Жук, хотя и решил быть осторожным, вдруг понял, что не хочет, чтобы она уходила.
— Мне нужно кое-кого обзвонить. — Она подмигнула ему. — Вы же не думаете, что я буду дожидаться новостей от Си-эн-эн, а?
— Это что — серьезно?
— Надо надеяться.
— Эндж, да вы меня просто с ума сводите, когда так говорите!
— Вернусь мигом.
Она вернулась полчаса спустя — разрумянившаяся и бодрая, как будто только что совершила трехкилометровую пробежку по парку.
— Жук, — сказала она, — нас можно поздравить!
— С чем — разве мы заварили эту кашу в Восточно-Китайском море?
— Когда мы только брались за этот проект, я думала: ну, может быть, нам удастся чуть-чуть расшевелить общественное мнение. Но это… Это превысило все мои ожидания. Два китайских быстроходных фрегата — класса «Цзяньху-два» — идут на перехват одного из наших судов.
— Вот это да! А что за судно?
— Наблюдательный корабль. «Рамсфельд». Шпионский корабль. Противолодочный. Оснащен по самые жабры последним оборудованием.
— И что же, это… хорошо?
— Ах, милый мой Жук, вы просто поражаете меня своей наивностью! Хорошо ли это? Возможно, мы стоим на пороге величайшего решительного поединка в открытом море со времен «Пуэбло». Да, это хорошо. А почему, интересно, вы хмуритесь?
— Не знаю, — ответил Жук. — Наверное, просто отстаю от вас на пару рюмок.
— Ну, уж можно было выказать хоть чуточку энтузиазма.
Она развернулась и зашагала прочь на своих высоких каблуках, демонстрируя, что оскорблена в своих лучших чувствах.
Не дойдя до двери, вдруг остановилась.
— Да, я забыла спросить: а как прошла ваша беседа с этим Тирни из «Таймс»?
— Ну, я подбросил ему на закуску кое-каких жареных уток, запутал следы. А у вас как прошло интервью с двумя другими Торквемадами из «Таймс»?
Лицо Энджел помрачнело.
— Наверное, это должно льстить самолюбию — когда к тебе присылают аж трех репортеров из «Таймс». Но это… уже чуть-чуть отдает групповухой.
— Были проблемы? — спросил Жук.
— Наверное, это станет понятно, когда выйдет статья. Похоже, ИПК их впечатлил. Они не усмотрели связи между нами и той индийской газетой.
— Да уж, — сказал Жук. — Приятного мало.
— Да, у меня были кое с кем близкие отношения. Но к чему это имеет отношение? К моей работе в ИПК? Будь я мужчиной, разве те, из «Таймс», стали бы спрашивать: «А правда ли, что вы состояли в связи с такой-то, такой-то и такой-то?» Разве это хоть как-то связано с моей работой на благо национальной безопасности?
Она была явно взвинчена.
— Ну, считайте это комплиментом, — сказал Жук. — Ведь у вашего приятеля, доктора Киссинджера, пока он был холостяком, было множество подруг, что только добавляло ему обаяния. — Жук вдруг ощутил прилив братских чувств. — Пускай и для вас это будет частью легенды. Энджел Темплтон — женщина-политик и воительница. Радуйтесь.
Но Энджел ничему не радовалась. Наоборот, у нее как-то сморщилось лицо. Казалось, она вот-вот расплачется.
— Ну, что это вы совсем раскисли?
— Они меня спросили…
— О чем?
— О том прозвище… Шахта…
— О! — сказал Жук. — Вот это да!
— Мне же… мне же обидно, понимаете?
— Конечно, понимаю.
Потом, прокручивая в памяти эту сцену, Жук не мог со всей ясностью припомнить точную последовательность своих действий: как он поднялся со стула, подошел к Энджел, обнял ее, ну, и все, что произошло потом. Наверное, это попадало в категорию историй в жанре «всё случилось так быстро…». Но оно и впрямь случилось — и, как бы Жук ни силился найти ориентиры на местности, чтобы поскорее выбраться обратно, он прекрасно понимал, что это нарушение супружеской верности — событие совершенно иного порядка, чем та пьяная ночка в Сеуле с женщиной из вертолетной компании.
Он лежал на кожаном диване в ее кабинете. Ее голова и тяжелая копна белокурых волос лежали у него на груди: Венера Боттичелли, еще не ступившая на раковину моллюска. Энджел крепко спала.
Жук поглядел на свои босые ноги, торчавшие из-под мехового пледа. Он пошевелил пальцами ног, чтобы создать игривый контрапункт к тому нехорошему, неприятному чувству, которое уже начало сгущаться где-то на дне его души, будто черная изморозь.
Из-за кондиционера в комнате было холодно. Ноги у него замерзли. Ему в голову пришла забавная мысль: сколько же оказалось иронии в том, что, пытаясь утешить Энджел, обиженную словом «шахта», он сам умудрился провалиться именно туда, в ствол этой самой шахты, — безрассудно и бесповоротно.
Глава 24
Если бы я читал об этом в романе
Есть все-таки и у бессонницы свои плюсы, думал президент Фа, торопливо одеваясь: если у тебя звонит телефон в половине третьего утра, — ты уже бодрствуешь.
Ган быстро изложил ему новости, пока они шли к секретному конференц-залу в подземелье Чжуннаньхая. Два китайских фрегата находились в сорока километрах от американского судна и быстро приближались к нему. Американский корабль, названный в честь воинственного бывшего министра обороны США, продолжал идти прежним курсом и не совершал никаких маневров, как будто все было нормально.