Они выходят только ночью
Шрифт:
Уильям Тенн
Они выходят только ночью
Во всей нашей округе люди твердо уверены в том, что док Джудд носит в своем черном кожаном саквояже какое-то волшебное средство, которое помогает всем без исключения. Но, кроме всего прочего, он очень хороший доктор. Когда со мной случилась беда и я потерял ногу на лесопилке, мы с ним очень подружились. И я всегда был у него на подхвате. Бывает, ночью дока поднимет срочный вызов, а он так устал, что не может сесть за руль, тогда он вызывает меня и я превращаюсь в шофера. Моя новая пластиковая нога, которую док достал за полцены, управляется с тормозами не хуже настоящей.
На
В том году выдалось очень жаркое лето. Стив - сын доктора - приехал домой на каникулы. Воздух был раскален и, казалось, обжигал кожу до волдырей. Сын очень хотел помогать по хозяйству отцу, всюду сопровождать в поездках, но док сказал, что первый год обучения в медицинском колледже самый тяжелый и поэтому мальчик заслуживает полноценный отдых.
– Сейчас лето и у нас довольно спокойно, - сказал он парнишке. - В основном обычные отравления, да еще солнечные перегревы. И так будет до августа, а потом наступает сезон полиомиелита. Я также склонен думать, что ты не хочешь лишить работы Тома, так ведь? А ты, Стиви, развлекайся, дело молодое, катайся в своем драндулете: побольше гуляй, да и вообще наслаждайся жизнью.
Стив согласно кивнул и... загулял, да, самым настоящим образом. Он приходил домой в пять-шесть утра, примерно до трех дня спал, потом еще пару часов шатался по дому, а в половине девятого садился в свой маленький дребезжащий драндулет и уезжал в неизвестном направлении. Так как парень он был примерный, то придорожные забегаловки отпадали. Значит... девушка решили мы.
Доку все это не нравилось, но он не хотел давить на парня - пока. Но я - бесшабашный старый Том - нет, другое дело. Я был своим человеком в этой семье и помогал растить парня, после того как умерла его мать. Частенько мне приходилось шлепать его. Так было, когда он забрался в холодильник.
Я пытался намекнуть ему, чтобы парень не бросался головой в омут или не прыгал в пропасть - потом, мол, не выберешься, но он был как каменный идол: Стив не грубил, а просто пропускал мимо ушей болтовню старика. Очевидно, он слишком сильно увлекался какой-то девушкой.
А потом началась эта странная эпидемия, и мы с доком забыли о Стиве.
Хворь поражала в основном детей нашего округа и погубила уже около тридцати ребятишек.
– Просто не представляю, что делать, Том, - сетовал док, пока мы разъезжали с ним по разбитым дорогам нашей глубинки. - Болезнь коварная симптомы, как при лихорадке, но температура почти не поднимается. Ребенок слабеет, развивается малокровие. Ничего не помогает, все остается без изменений.
Каждый раз, когда он затевал этот разговор, у меня начинала болеть культя. У меня это вызывало раздражение, и я пытался скорее сменить тему разговора, но из этого ничего не получалось. У дока уже вошло в привычку размышлять вслух обо всем, что его тревожило, а проклятая
У дока появились под глазами мешки оттого, что он просиживал ночи напролет над медицинскими журналами о новейших исследованиях в области детских заболеваний, но ничего в них не нашел, хотя ложился спать почти так же поздно, как гулена Стив.
И тут однажды он принес платок. Малюсенький шикарный платочек, батистовый, с вышивкой, обшитый по краям кружевом. Я как увидел его, аж весь передернулся, и у меня появилось желание поскорее уйти из кухни куда-нибудь подальше.
– Вот так-то, Том. Что ты об этом можешь сказать? Вроде бы ничего особенного, нашел платок на полу в спальне ребятишек Стоппсов. Ни Бетти, ни Вилли никогда не видели этого платка и не имеют представления, как он попал к ним в дом. Может быть, именно с этим платком занесена инфекция в дом, но родители не будут мне врать. Раз они говорят, что это не их платок и не знают чей он, значит, так оно и есть. - Он бросил маленький кусочек хорошенького батиста на кухонный стол и вздыхая добавил: - У девочки Стоппсов анемия прогрессирует. Если бы узнать... Ну ладно.
Он медленно пошел в свой кабинет с опущенными плечами и грустно поникшей головой, словно нес мешок с цементом.
Я не мог оторвать глаз от платка и в задумчивости грыз ноготь. Внезапно на кухню буквально влетел Стив. Он быстро налил кофе, поставил чашку на стол и вдруг увидел платок.
– Ой, - воскликнул он, - это же Татьянин платок. Как он к нам попал?
Я поперхнулся остатком ногтя и от неожиданности плюхнулся на стул напротив Стива.
– Стив, - начал я и умолк, потирая ноющую культю. - Стиви, ты знаком с девушкой, которой принадлежит этот платок? Ее зовут Татьяна?
– Да, знаком, и очень даже хорошо. Это Татьяна Латьяну. Смотри, вот в уголке вышиты ее инициалы - Т. Л. Это очень хорошая девушка, из древнего румынского аристократического семейства. Но самое главное - это то, что я собираюсь на ней жениться.
– Так это та девушка, к которой ты мотаешься каждый день и по ночам?
Он молча кивнул:
– Да, ты прав, Том, она выходит только ночью. Потому что терпеть не может солнечный свет. Она очень поэтическая натура, и, если бы ты знал, Том, какая она красивая...
Больше часа я слушал исповедь Стива, и с каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Я сам румын по материнской линии и сразу понял, почему от этой исповеди мою культю дергало как будто током.
Итак, как поведал мне Стив, девушка жила в городке Браскет, примерно двенадцать миль от нас. Стив познакомился с ней ночью на шоссе - у нее сломалась машина. Он подвез девушку к дому - недавно снятому старому особняку Мидда - и с тех пор влюбился в нее, или, вернее сказать, попался на крючок. Да так прочно, что теперь барахтаться бесполезно.