Оникс

Эл Лекс

Ватрушкин действительно имел успех у девушек и постоянно хвастался, как «замутил» с одной или другой. А Укропов, после нескольких неуклюжих попыток подкатить к Оле (которые они жестоко пресекла, как делала это со всеми остальными) решил сменить тактику. Он решил, что если он не будет подпускать к ней никого, то рано или поздно она станет его – то ли от безысходности, то ли от понимания того, какой он крутой и сильный. Так или иначе, он начал «защищать её честь» от всех, включая старшеклассников, благо физическая форма ему это позволяла.

Это продолжалось несколько месяцев, пока ему не надоело, и он не нашёл себе другую цель.

Судя по его недовольному лицу и тому, как они с Олей ругались за дверью, в этом мире ему пока еще не надоело…

– Слышь, ты! – с порога начал Укропов. – Ты вообще, что ли, берега попутал?

– Да нет вроде, – спокойно ответил я. – Там, где ты стоишь, берег острова, на котором живут аборигены, поклоняющиеся пролетающим мимо самолётам и общающиеся сплошным мычанием. Всё правильно? Не попутал или как?

Укропов ненадолго замолк, пытаясь переварить услышанное, но в итоге решил не загружать свою голову лишними мыслями и проигнорировал мой выпад:

– Тебе кто разрешил Ольку трогать, а, тля?

– Ну точно не ты, – усмехнулся я. – Она сама и разрешила, полагаю. А в чём дело? А, понял – тебе-то до сих пор не разрешает! Бедненький куколд!

Вот этот выпад, более простой и понятный, чем пассаж про аборигенов, наконец-то дошел до Укропова. И не просто дошел, а, судя по тому, как он сразу покраснел, практически превратившись в помидор, я попал в точку. Ничего удивительного, в общем-то.

– Ты точно берега попутал… – пролепетал Укропов, у которого чуть ли пар из ушей не валил. – Как только выйдешь из больницы, я тебя…

– Что именно «ты меня»? – заинтересовался я. – Угостишь мороженым?

– Угостим, только не мороженым, – усмехнулся Ватрушкин. – Будет невкусно, но хватит на всю жизнь, уж поверь.

– О, правда? А почему только когда я выйду из больницы? – я зевнул. – Вас тут двое, я один, да еще и лежу на кровати. Так в чем проблема? Давайте, ребята, сказали А, так сделайте и Б.

– Ну да, ищи дураков, – пробормотал Укропов. – А нас потом по камерам узнают и в полицию потащат за то, что на инвалида напали? Нет уж, мы подождем, пока ты отсюда выйдешь, и тогда…

Он сжал кулак, заставляя пальцы хрустеть. Он думал, что это выглядит угрожающе, а на самом деле выглядело глупо. И смешно. Но больше – глупо.

– И тогда что? Сделаете меня настоящим инвалидом? – вздохнул я. – Да уж, ну и злодеи пошли. Заходят как-то раз в палату к больному два крутых парня, а в итоге по степени крутости оказываются на уровне ватрушки и укропа.

– Слышь ты… Скорострельцов… – неумело попытался подколоть меня Укропов.

– Серьезно? – искренне удивился я, не давая ему договорить. – Это правда единственное, на что хватило твоих умственных способностей? Вот это неумелое коверкание фамилии – это все, на что ты способен? Черт, ну ты бы хоть у мамки своей взял пару уроков, думаю, даже

она смогла бы придумать более оскорбительную шутку!

– У меня хотя бы есть мамка, – оскалился Укропов. – А твоя вот сдохла!

Я на несколько секунд замер, пытаясь понять, это он от глупости сказал или, наоборот, впервые в жизни выдал что-то обдуманное. Хотя какая разница. Он уже это сказал. А за свои слова надо отвечать.

Пусть я давно смирился с тем, что мама мертва. Пусть я уже привык жить без нее. Но это не значит, что я позволю кому-то говорить о ней в таком тоне. Тем более, если я к этому «кому-то» изначально не испытываю ни капли симпатии. Тем более, если этот «кто-то» и сам давным-давно напрашивается на добрую порцию звездюлей.

Я откинул простыню, которой был накрыт, и спустил ноги с кровати, прямо в развязанные кроссовки, которые стояли рядом.

– Идем, – коротко сказал я, махнув рукой и направляясь к двери.

– Куда? – удивился Укропов.

– На улицу, – пожал я плечами, берясь за ручку двери. – Или где вы там собрались меня угощать? Макдональдс? Шоколадница? Не знаю… Ресторан какой-то? Короче, идем туда, где нет камер.

– Зачем? – не понимал Укропов.

– Ну как зачем, – вздохнул я и развернулся к нему. – Ты же сам хотел. Говорил, мол, когда ты выйдешь из больницы. Вот я выхожу. Вы со мной или как?

Не дожидаясь ответа, я дернул ручку двери и вышел из палаты.

За дверью оказался коридор с большими окнами, через которые пространство заливало ярким солнцем. Я посмотрел налево, направо, увидел на стене зеленую стрелочку с бегущим человечком и надписью «Выход» и двинулся туда, куда она указывала.

Я даже не оборачивался, чтобы выяснить, пошли ли за мной двое незваных гостей – конечно, пошли. Им было некомфортно оставаться одним в палате. Их там вообще быть не должно, а уж тем более в отсутствие больного.

В больнице было немноголюдно – дойдя до мраморной лестницы, ведущей на первый этаж, я встретил только двух человек. Одна из них была медсестра, которая даже не обратила на меня внимания, а другой – спешащий врач в расстегнутом халате, который быстро проходил мимо. Сразу становилось понятно, что я нахожусь не в обычной поликлинике или госпитале. Я знаю, о чем говорю, я в больницах бывал не раз, и всегда там было много людей – больных, травмированных и тех, кто их сопровождает, и шум, который наваливался со всех сторон.

Но не здесь. Здесь тоже не было полной тишины, но вместо какофонии посторонних звуков играла тихая классическая музыка. Седьмая симфония Бетховена, аллегретто.

Я легко сбежал по мраморным ступеням, отмечая про себя, что голова уже почти не болит и я почти полностью вернул контроль над своим телом. Целительная магия доктора Милы просто творила чудеса.

Внизу лестницы я услышал, как этажом выше, специально отставая от меня, шепчутся мои недруги:

– Это какая-то подстава!