Оно. Том 1. Тень прошлого
Шрифт:
Но в следующие пять месяцев бар вдруг начал процветать, хотя ничего в нем не изменилось. Остались прежними и интерьер, выдержанный в черно-золотых тонах, и украшавшие его чучела птиц (брат Элмера Керти был таксидермистом-любителем, специализировался на птицах, и Элмер унаследовал чучела после его смерти). Если раньше он наливал шестьдесят стаканов пива и смешивал двадцать напитков за вечер, то теперь неожиданно для себя Элмер наливал восемьдесят стаканов и смешивал сто напитков… сто двадцать… иногда сто шестьдесят.
Теперь его клиентура за редким исключением состояла из вежливых молодых людей. Многие из них одевались, мягко говоря, необычно, но тогда необычная одежда еще оставалась практически нормой,
Как только Керти узнал о нетрадиционной ориентации своих завсегдатаев, до его ушей отовсюду начали долетать страшные истории о «Соколе». Истории эти циркулировали по городу многие годы, но до 1981-го Керти просто их не слышал. Самыми активными рассказчиками этих историй, как выяснил он, были мужчины, которых не затащили бы в «Сокол» и на аркане, из страха, что у них руки отсохнут или что-то другое. И однако именно они знали самые пикантные подробности.
Согласно этим историям, ты мог зайти в бар в любой вечер и увидеть, как мужчины, тесно прижавшись друг к другу, танцуют, вместе гоняя шкурку прямо на танцплощадке; как мужчины целуются взасос у стойки бара; как мужчины отсасывают друг другу в туалетах. А еще была комната, куда ты шел, если хотел провести какое-то время на Башне силы: там восседал здоровяк в нацистской униформе, со смазанной вазелином рукой, который с радостью ублажал всех, кто этого хотел.
На самом деле ничего такого не было и в помине. Если какие-то пассажиры автобусов заходили в «Сокол» выпить пива или стаканчик виски, они не замечали ничего необычного: да, сидели в баре только мужчины, но по всей стране работали тысячи баров для рабочих, куда тоже не заглядывали женщины. Посещали бар геи, но гей и глупец – не синонимы. Если им хотелось немного оторваться, они ехали в Портленд. Если им хотелось оторваться на полную, прочувствовать, что такое шомпол или большой мальчик Пека, они ехали в Нью-Йорк или Бостон. Дерри был небольшим городком, провинциальным городком, и здешнее маленькое сообщество геев понимало, какая над ними нависала угроза.
Дон Хагарти бывал в «Соколе» два или три года до того мартовского вечера в 1984 году, когда впервые появился там с Адрианом Меллоном. Ранее Хагарти считал себя вольным стрелком, встречался с одним партнером не более пяти-шести раз. Но к концу апреля даже Элмеру Керти, который не обращал на такие дела никакого внимания, стало ясно: у Хагарти и Меллона завязались серьезные отношения.
Хагарти работал чертежником в конструкторском бюро в Бангоре. Адриан Меллон, журналист, в штате нигде не состоял, писал статьи во все издания, где его могли опубликовать – в журналы авиакомпаний, в исповедальные журналы, в региональные, в воскресные приложения, в журналы эротических писем. Кропал он и роман, но не так чтобы усердно: начал его на третьем курсе колледжа, двенадцатью годами раньше.
Адриан приехал в Дерри, чтобы написать большую статью о Канале – получил заказ от «Нью-Ингленд байуэйз», глянцевого журнала, выходящего в Конкорде раз в два месяца. Адриан Меллон согласился написать эту статью,
Но в этот трехнедельный период он встретил Дона Хагарти, и вместо того чтобы вернуться в Портленд по завершении командировки, нашел себе маленькую квартирку на Коссат-лейн. Прожил там только шесть недель, а потом перебрался к Дону Хагарти.
Это лето, рассказал Хагарти Гарольду Гарденеру и Джеффу Ривзу, стало счастливейшим в его жизни… и ему следовало быть начеку, так он и сказал; уж он-то точно знал, что Бог подкладывает ковер под таких, как он, лишь затем, чтобы выдернуть из-под ног.
По словам Хагарти, его смущало только одно – Адриан очень уж восхищался Дерри. Он купил футболку с надписью на груди «МЭН НЕ ТАК ПЛОХ, НО ДЕРРИ ЧУДО КАК ХОРОШ». Он купил свитер школьной команды «Тигры Дерри». И конечно же, эта шляпа. Он заявлял, что местная атмосфера будоражит кровь и вдохновляет. Возможно, говорил правду: впервые за год он достал из чемодана совсем уж зачахнувший роман.
– Так он действительно работал над романом? – спросил Гарденер. Не потому, что его это интересовало, просто хотел, чтобы Дон побольше им рассказал.
– Да… писал страницу за страницей. Говорил, что роман получится ужасным, но он более не будет ужасным незаконченным романом, как все прошедшие годы. Собирался поставить последнюю точку к своему дню рождения, в октябре. Конечно же, он не знал, каков Дерри на самом деле. Думал, что знал, но не прожил здесь достаточно долго, чтобы прочувствовать настоящий Дерри. Я пытался рассказать ему, но он не слушал.
– А каков настоящий Дерри, Дон? – спросил Ривз.
– Больше всего похож на мертвую шлюху с червяками, выползающими из манды.
Оба копа в изумлении уставились на него.
– Это плохое место, – добавил Хагарти. – Это клоака. Как будто вы оба этого не знаете? Вы прожили здесь всю жизнь и этого не знаете?
Ни один из них не ответил, и после короткой паузы Хагарти продолжил.
Перед тем как Адриан Меллон вошел в его жизнь, Дон собирался уехать из Дерри. Он прожил здесь три года, главным образом потому, что согласился снять на длительный срок квартиру, из окон которой открывался самый фантастический вид на реку, но теперь срок договора подходил к концу, и Дона это радовало. Отпадала необходимость каждый рабочий день мотаться в Бангор и обратно. Никаких тебе больше зловещих флюидов, которые все время незримо чувствовались в Дерри. Адриан мог думать, что лучше Дерри ничего нет, а вот Дона город пугал. И не только гомофобскими настроениями, которые ясно выражали и местные проповедники, и граффити в Бэсси-парк, но как раз это Дон мог привести в качестве вещественного доказательства. Адриан лишь рассмеялся.
– Дон, в каждом городе Америки есть люди, которые ненавидят геев. И не говори мне, что ты не в курсе. У нас, в конце концов, эпоха слабоумного Ронни и Филлис Хаусфлай [15] .
– Пойдем со мной в Бэсси-парк, – предложил Дон, когда понял, что Адриан верит в то, что говорит – а говорил он по большому счету о том, что Дерри ничуть не хуже любого другого города, расположенного в глубинке и с тем же количеством жителей. – Я хочу тебе кое-что показать, любовь моя.
15
Хаусфлай (Комнатная муха) – прозвище Филлис Шлафлай (1924–2016), активной противницы феминизма и легализации однополых отношений.