Оно. Том 2. Воссоединение
Шрифт:
«Значит, столько они платят тебе за то, чтобы маяк не погас, старина Майк, – подумал Билл. – Господи Иисусе, в какой-то момент тебе определенно следовало попросить прибавку!»
– Билл Денбро, – продолжал Майк, – успешный романист в обществе, где романисты наперечет, и только некоторые из них настолько удачливы, что полученных за продажу романов денег хватает на жизнь. Беверли Роган – дизайнер женской одежды. Этот бизнес притягивает многих, но чего-то добиться удается единицам. Ей удается. Если на то пошло, сейчас она – самый востребованный дизайнер в центральной трети этой страны.
– Это
– Моя думать, дама слишком уж протестовать, – лукаво заметил Ричи.
Она быстро повернулась к нему и одарила суровым взглядом. Кровь бросилась в лицо.
– И что ты хочешь этим сказать, Ричи Тозиер?
– Не бейте меня, миз Скавлет! – заверещал Ричи высоким, дрожащим Голосом Пиканинни, и в этот самый момент Билл с пугающей ясностью увидел мальчишку, которого знал; не ту оттесненную тень, что иной раз проступала сквозь взрослый образ Рича Тозиера, но человека, еще более реального, чем нынешний Ричи. – Не бейте меня! Позвольте мне пренисти вам исчо адин мятный джулеп 17 , миз Скавлет! Вы выпить его на крыльце, где чуть прохлаже! Не порите бедного малчыка!
– Ты ужасен, Ричи. – Голос Беверли звучал холодно. – Пора тебе повзрослеть.
17
Джулеп – напиток из коньяка или виски с водой, сахаром, льдом и мятой.
Ричи посмотрел на нее, его улыбка медленно увяла, на лице отразилась неуверенность.
– Я думал, что повзрослел, пока не вернулся сюда.
– Рич, ты, возможно, самый успешный диджей Соединенных Штатов. – Майк продолжил тему. – Весь Лос-Анджелес кормится с твоей руки. Самые удачные у тебя две синдицированные программы, одна – Сорок лучших, вторая – что-то вроде Сорока бредовых…
– Думай, что говоришь, дурак, – заговорил Ричи Голосом мистера Ти 18 , но покраснел от удовольствия. – А не то поменяю тебе местами перед и зад. Проведу кулаком операцию на мозге. Я…
18
Мистер Ти (р. 1952 г., настоящее имя Лоренс Туро) – известный американский актер, которого помимо прочих достоинств отличают внушительные габариты.
– Эдди, – Майк уже отвернулся от Ричи, – у тебя процветающая фирма по прокату лимузинов, и это в городе, где приходится расталкивать большие черные автомобили, переходя улицу. Каждую неделю в Большом Яблоке разоряются две компании по прокату лимузинов, но у тебя все прекрасно. Бен, ты, вероятно, лучший из молодых архитекторов во всем мире.
Бен открыл рот, возможно, чтобы запротестовать, и тут же резко закрыл.
Майк им всем улыбнулся, раскинул руки.
– Я никого не хочу смущать, но должен выложить все карты на стол. Есть люди, которые добиваются успеха молодыми, и есть люди, которые добиваются успеха в узких областях. Если бы таких людей не было, думаю, у всех давно бы опустились руки. Если бы такое произошло с кем-то одним из вас или двумя, мы могли бы списать это на совпадение. Но
Он смотрел на них. Они молчали.
– Со всеми понятно, кроме тебя, – наконец указал Билл. – Что случилось с тобой, Майки?
– Разве не очевидно? – он улыбнулся. – Я оставался здесь.
– Не давал погаснуть маяку, – добавил Бен. Билл вздрогнул, резко повернулся к нему, но Бен пристально смотрел на Майка и ничего не заметил. – И меня такой расклад не радует, Майк. Более того, при таком раскладе я чувствую себя говнюком.
– Аминь, – выдохнула Беверли.
Майк покачал головой:
– Вы не должны чувствовать за собой вину, никто. Или вы думаете, что я остался здесь по собственному выбору, точно так же, как вы, любой из вас, решил уехать? Черт, мы же были детьми. По той или иной причине ваши родители уехали из Дерри, а вас взяли с собой, как багаж. Мои родители остались. Это действительно был их выбор? Наши родители сами так решили? Не думаю. Кем принималось решение, кому уезжать, а кому оставаться? Решала удача? Судьба? Оно? Какая-то другая высшая сила? Не знаю. Но точно не мы. Поэтому нечего корить себя.
– Ты… не злишься? – застенчиво спросил Эдди.
– Я был слишком занят, чтобы злиться, – ответил Майк. – Долгое время я наблюдал и ждал… думаю, наблюдал и ждал задолго до того, как понял, что делаю, но последние пять лет или около того пребывал, можно сказать, в состоянии боевой готовности. С начала этого года я стал вести дневник. А когда человек пишет, он думает интенсивнее… а может, лучше сосредотачивается на главном. И когда я писал дневник, я среди прочего думал о природе Оно. Оно изменяется, мы это знаем. Я думаю, Оно манипулирует людьми и оставляет на людях свои отметины, только в силу того, что такая уж у Оно сущность – все равно что ты ощущаешь на себе запах скунса даже после того, как долго отмокал в ванне, если он «разрядился» где-то поблизости от тебя. Или как кузнечик метит твою ладонь, выделяя какую-то жижу, если ты его ловишь.
Майк медленно расстегнул рубашку, развел полы в сторону. На груди, между сосками, они увидели розовые загогулины шрамов на гладкой коричневой коже.
– Как когти оставляют шрамы.
– Оборотень. – Ричи едва не стонал. – Господи Иисусе, Большой Билл, оборотень! Когда мы пошли на Нейболт-стрит!
– Что? – спросил Билл. Голосом человека, вырванного из сна. – Что, Ричи?
– Ты не помнишь?
– Нет… а ты?
– Я… почти вспомнил… – Ричи замолчал, растерянный и испуганный.
– Ты говоришь, эта тварь – не зло? – спросил Майка Эдди. На шрамы он смотрел как зачарованный. – Что Оно – некая часть… естественного порядка?
– Оно – не часть того естественного порядка, который мы понимаем или оправдываем, – ответил Майк, застегивая рубашку, – и я считаю целесообразным исходить именно из того, что мы понимаем: Оно убивает, убивает детей, и это плохо. Билл понял это раньше нас. Ты помнишь, Билл?
– Я помню, что хотел убить Оно. – И впервые (с тех пор и до конца) услышал, что произнес это слово с большой буквы. – Но в мировом масштабе я сей предмет не рассматривал, если вы понимаете, о чем я… просто хотел убить Оно, потому что Оно убило Джорджа.