Оно
Шрифт:
«Вы говорите мне то самое, о чем я думаю?» — спросил я его.
«Я говорю вам, что ваша сперма способна к оплодотворению, и случилось это не сегодня. В вашем образце миллионы маленьких „червячков“. Короче, дни, когда вы могли не тревожиться о том, что ваши игры могут закончиться появлением на свет ребенка, закончились, Ричард».
Я поблагодарил его и повесил трубку. Потом позвонил Сэнди в Вашингтон.
«Рич! — говорит она мне, — и голос Ричи внезапно стал голосом этой самой Сэнди, с которой никто из них никогда не встречался. Не имитацией, не подобием — ее настоящим голосом. — Как приятно тебя слышать. Я вышла замуж».
«Да, это здорово, — ответил я. — Тебе следовало дать мне знать. Я бы прислал тебе блендер».
«Все тот же Ричи, такой же шутник», — сказала она.
«Конечно,
«Это шутка совсем не смешная, Ричи», — услышал я и почувствовал, что она сейчас бросит трубку, поэтому рассказал ей, что случилось. Она снова начала смеяться, только на этот раз просто зашлась смехом, смеялась, как я всегда смеялся с вами, будто кто-то рассказал самую веселую шутку в мире. Когда же смех начал затихать, я спросил, что такого забавного она нашла в моих словах. «Это просто чудесно. На сей раз посмешище — ты. После стольких лет Ричи Тозиер наконец-то стал посмешищем. И сколько маленьких говнюков ты зачал после того, как я уехала на восток, Рич?»
«Как я понимаю, сие означает, что ты еще не познала радостей материнства?» — спрашиваю я ее.
«Я должна родить в июле, — отвечает она. — Еще вопросы есть?»
«Да, — говорю я. — Когда ты отказалась от мысли, что приносить детей в этот говенный мир аморально?»
«Когда встретила мужчину, который не говно», — отвечает она и бросает трубку.
Билл расхохотался. Смеялся, пока по щекам не покатились слезы.
— Я думаю, она так быстро бросила трубку, чтобы последнее слово осталось за ней, — продолжил Ричи, — а потом, возможно, целый день ждала, что я позвоню еще раз. Но я умею признавать поражение. Неделей позже я пошел к врачу и попросил рассказать подробнее, каковы шансы на самопроизвольное восстановление семявыводящих протоков. Он сказал, что говорил об этом с некоторыми из своих коллег. Как выяснилось, за трехлетний период, с восьмидесятого по восемьдесят второй год, калифорнийское отделение А-эм-а [210] получило двадцать три отчета о самопроизвольном восстановлении семявыводящих протоков. Шесть случаев признаны результатом неудачной вазэктомии. Еще в шести выявлено мошенничество — парни хотели отхватить кусок от банковского счета врачей. Поэтому… одиннадцать случаев за три года.
210
АМА — Американская медицинская ассоциация, профессиональная организация частнопрактикующих врачей, объединяющая врачей штатов и округов.
— Одиннадцать из скольких? — спросила Беверли.
— Из двадцати восьми тысяч шестисот восемнадцати, — ответил Ричи.
За столом воцарилась тишина.
— То есть шанс на выигрыш в «Ирландскую лотерею» и то больше, но при этом никаких детей. Есть повод поржать, Эдс?
— Все равно это ничего не доказывает… — забубнил свое Эдди.
— Да, не доказывает, — согласился Билл, — но предполагает определенную связь. Вопрос в том, что нам теперь делать? Ты об этом думал, Майк?
— Конечно же, думал, — ответил Майк, — но не мог делать какие-то выводы до тех пор, пока вы все не соберетесь и не поговорите, что теперь и произошло. Я не мог предположить, как пройдет наша встреча, пока мы все не собрались вместе.
Он долго молчал, задумчиво обводя взглядом сидящих за столом.
— Одна идея у меня есть, но прежде чем я ее озвучу, думаю, мы все должны решить, есть у нас тут общее дело или нет. Попытаемся мы вновь сделать то, что уже пытались? Хотим мы вновь попытаться убить Оно? Или просто разделим счет на шестерых и вернемся к тому, чем занимались и прежде?
— Похоже… — начала Беверли, но Майк покачал головой, показывая, что не закончил.
— Вы должны понимать, что предсказать наши шансы на успех невозможно. Я знаю, они не так хороши, как и знаю, что они бы повысились, будь с нами Стэн. Все равно остались бы не так хороши, но выше, чем сейчас. Со смертью Стэна созданный нами круг разомкнулся. Если
Майк вновь оглядел их усталыми, глубоко запавшими на коричневом лице глазами.
— Я думаю, что мы должны проголосовать. Остаемся мы здесь и предпринимаем вторую попытку или разъезжаемся по домам. Третьего не дано. Я призвал вас сюда силой давнего обещания, хотя сомневался, что вы его помните, но не могу удерживать вас здесь лишь этим обещанием. Все будет только хуже и скорее всего плачевнее.
Он посмотрел на Билла, и тот понял, что близится момент, которого он страшился больше всего, но не мог предотвратить, а потом, с чувством облегчения, которое, возможно, испытывает самоубийца, убирая руки с руля быстро несущегося автомобиля и поднимая для того, чтобы закрыть глаза, смирился с приходом этого момента. Майк собрал их здесь, Майк изложил все факты… а теперь снимал с себя мантию лидера. Намеревался вернуть эту мантию тому, кто носил ее в 1958 году.
— Что скажешь, Большой Билл? Огласи вопрос.
— Прежде чем я это сделаю, хочу у-узнать, все ли понимают вопрос. Ты хотела что-то сказать, Бев.
Она покачала головой.
— Хорошо. По-олагаю, вопрос таков: мы остаемся и сражаемся или забываем об этой истории? Кто за то, чтобы остаться?
Секунд на пять сидящие за столом застыли как изваяния, и Биллу вспомнились аукционы, где он бывал, в те моменты, когда цена лота неожиданно взлетала на заоблачную высоту, и те, кто не хотел участвовать в торговле, замирали: боялись почесаться или согнать муху с кончика носа из опасения, что аукционист воспримет это телодвижение как команду поднять цену еще на пять или двадцать пять «штук».
Билл подумал о Джорджи, который никому не сделал зла и только хотел выбраться из дома после того, как просидел в нем целую неделю, о Джорджи с раскрасневшимися щеками, с бумажным корабликом в одной руке, застегивающим пуговицы дождевика другой, о Джорджи, благодарящем его… а потом наклоняющемся и целующем в еще горящую от температуры щеку: «Спасибо, Билл. Классный кораблик».
Он почувствовал, как в нем поднимается прежняя ярость, но теперь он стал старше и смотрел на все шире. Речь шла не только о Джорджи. Ужасная колонна имен промаршировала у него в голове: Бетти Рипсом, найденная вмерзшей в землю, Черил Ламоника, выловленная из Кендускига, Мэттью Клементс, сдернутый с трехколесного велосипеда, Вероника Грогэн, девятилетняя, найденная в водостоке, Стивен Джонсон, Лайза Альбрехт, все прочие, и бог знает столько пропавших без вести.
Он медленно поднял руку.
— Давайте убьем Оно. На этот раз — давайте действительно убьем.
На мгновение его поднятая рука оставалась в одиночестве, как рука единственного ученика в классе, который знает правильный ответ, того самого, которого ненавидят все остальные дети. Потом Ричи вздохнул и поднял руку со словами: «Какого черта. Не может это быть хуже интервью с Оззи Осборном».
Беверли подняла руку. На лицо вернулся румянец, красными пятнами, разбросанными по скулам. Выглядела она невероятно возбужденной и испуганной до смерти.
Майк поднял руку.
Бен.
Эдди Каспбрэк сидел, вжавшись в спинку стула, и выглядел так, словно хотел раствориться в ней и исчезнуть. Лицо его, тонкое, с мелкими чертами, лучилось страхом, когда он посмотрел сначала направо, потом налево, вновь на Билла. На мгновение Билл уже решил, что Эдди сейчас отодвинет стул, встанет и, не оглянувшись, выскочит за дверь. Потом он поднял одну руку, а другой схватился за ингалятор.
— Молодчина, Эдс, — похвалил его Ричи. — Готов спорить, на этот раз ржачек у нас будет предостаточно.