Оно
Шрифт:
«Если передумаю, всегда смогу снять бронь. Вероятно, передумаю. Проснусь в здравом уме, и все прояснится».
Но утром ничего не прояснилось, и сердце так же громко гнало ее вслед за мужем. Сон обернулся чередой кошмаров. Потом она позвонила Фредди — не хотела, но полагала, что должна. Многого ей сказать не удалось — она только собралась объяснить, почему уверена в том, что нужна Биллу, как услышала мягкий щелчок, и пошли гудки отбоя: Фредди положил трубку, не произнеся ни слова после начального «алло».
Но с другой стороны, по разумению Одры, этот мягкий щелчок сказал все, что ей требовалось услышать.
Самолет
«А потом, — подумала Одра, — таможенник, стоящий у трапа, вызовет людей в белых халатах».
Она забрала свой единственный чемодан — на транспортере он выглядел таким одиноким — и направилась к стойкам компаний, сдающих автомобили напрокат, как примерно часом позже поступит Том Роган. Ей повезло больше. У компании «Нэшнл кар рентал» нашелся «датсун».
Девушка заполнила бланк, и Одра в нем расписалась.
— Я сразу подумала, что это вы. — Девушка засмущалась. — Вас не затруднит дать мне автограф?
Одра автограф дала, расписалась на обратной стороне другого бланка, подумав: «Постарайся воспользоваться этим автографом сейчас, милая. Если Фредди Файрстоун прав, через пять лет он не будет стоить и гроша».
Не без некоторого удивления она поняла, что вновь начала думать как американка. Проведя в Америке лишь пятнадцать минут.
Она получила дорожную карту, и девушка, потрясенная общением со звездой до такой степени, что едва могла говорить, сумела нанести на карту наилучший маршрут до Дерри.
Десять минут спустя Одра уже ехала по шоссе, напоминая себе на каждом перекрестке, что ее придется оттирать от асфальта, если она забудет, где находится, и поедет по левой полосе.
И только в машине Одра осознала, что никогда в жизни так не боялась.
Благодаря причуде судьбы или в результате иной раз случающегося совпадения (в Дерри, по правде говоря, совпадения случались, и часто), Том снял номер в «Коала-инн» на Внешней Джексон-стрит, а Одра — в «Холидей-инн». Эти мотели располагались рядом, а их автостоянки разделяла приподнятая над асфальтом бетонная пешеходная дорожка. И так уж получилось, что «датсун» Одры и «форд» Тома оказались припаркованными нос к носу, разделенные только пешеходной дорожкой. Оба уже спали, Одра на боку, не издавая ни звука, Том на спине, храпя так громко, что трепыхались распухшие губы.
Генри прятался весь день в кустах у шоссе 9. Иногда спал. Иногда наблюдал за патрульными автомобилями, которые, как охотничьи собаки, рыскали по шоссе. И пока Неудачники ели ленч, Генри прислушивался к голосам с луны.
А когда наступила темнота, он вышел на обочину и поднял руку с оттопыренным большим
Вскоре какой-то кретин остановился, чтобы подвезти его.
ДЕРРИ: Третья интерлюдия
На дорожку птенчик вышел,
Не зная, что его я видел,
Червячка надвое разорвал,
И съел сырым — бедняжка.
17 марта 1985 г.
Пожар в клубе «Черное пятно» произошел поздней осенью 1930 года. Насколько я сумел установить, пожар этот — в котором едва не погиб мой отец — завершил цикл убийств и исчезновений 1929–1930 годов, точно так же, как взрыв Металлургического завода Китчнера завершил предыдущий цикл, отстоявший от этого на двадцать пять лет. Будто чудовищная жертва требовалась, чтобы умилостивить некую жуткую силу, которая творила зло в этих краях… отправить Оно в спячку еще на четверть века.
Но если такая жертва требовалась для завершения каждого цикла, тогда получалось, что без чего-то аналогичного не мог начаться и очередной цикл.
И эта мысль навела меня на банду Брэдли.
Их расстреляли на перекрестке, где сходились Канальная улица, Центральная и Канзас-стрит — недалеко от места, запечатленного на фотографии, которая пришла в движение на глазах Билла и Ричи одним июньским днем 1958 года — примерно за тринадцать месяцев до пожара в «Черном пятне», в октябре 1929 года… незадолго до краха фондовой биржи. [244]
244
23 октября 1929 г., «черный вторник», считается началом Великой депрессии.
Как и в случае с пожаром, многие жители Дерри вроде бы и не помнят, что произошло в тот день. Они или уезжали из города, навещали родственников. Или спали днем и услышали о случившемся только по радио, из вечернего выпуска новостей. Или просто смотрели тебе в глаза и откровенно лгали.
В полицейских отчетах указано, что шефа Салливана в этот день даже не было в городе («Конечно же, я помню, — говорил мне Алоис Нелл, сидя в кресле на залитой солнцем веранде Дома престарелых Полсона в Бангоре. — Я служил в полиции первый год, так что должен помнить. Он уехал в Западный Мэн, охотился на птиц. Их уже накрыли простынями и унесли к его возвращению. Как же он тогда разозлился, Джим Салливан»), но на фотографии в документальной книге о гангстерах, которая называется «Кровопийцы и головорезы», изображен улыбающийся мужчина, стоящий в морге у изрешеченного пулями трупа Эла Брэдли, и если это не шеф Салливан, то, конечно же, его брат-близнец.
И только от мистера Кина я узнал версию этой истории, которую склонен считать истинной, Норберта Кина, которому с 1925 по 1975 год принадлежал «Аптечный магазин на Центральной». Он согласился поговорить со мной, но, как и отец Бетти Рипсом, заставил выключить диктофон до того, как произнес хоть слово — это не имело значения, его скрипучий голос я слышу и теперь, — еще один певец в чертовом хоре, название которому — Дерри.
— Не вижу причин не рассказать. — Он пожал плечами. — Никто этого не напечатает, а если кто-то и напечатает, так никто не поверит. — Он предложил мне старинную аптекарскую банку: — Лакричные червяки. Насколько я помню, ты всегда предпочитал красные, Майки.