Оно
Шрифт:
Где бы ни обреталось это чистилище, в нем воняло. Вода капала, и падение каждой капли эхом разносилось по тоннелю. Его туфли и брюки намокли. Маленькие говноеды уходили все дальше в этот лабиринт тоннелей и, возможно, думали, что
(Генри)
Том и его друзья заблудятся, но в дураках остались они сами,
(ха-ха, облажались!)
потому что у него нашелся еще один друг, особый друг, и этот друг пометил путь, по которому они шли с помощью… с помощью…
(луношаров)
каких-то
(Виктору и Рыгало)
его невидимым друзьям идти дальше. И направление всегда указывалось правильное, да, правильное; он слышал, как другие идут впереди, до него долетало эхо всплесков их шагов и неразборчивого шепота их разговоров. И расстояние до них сокращалось, они догоняли сосунков. А когда догонят… Том посмотрел вниз и увидел, что по-прежнему держит в руке нож с выкидным лезвием.
На мгновение он испугался — все это напоминало астральные впечатления, о которых он иногда читал в таблоидах-еженедельниках, когда душа покидает твое тело и входит в чужое. И форма его тела казалась ему какой-то другой, словно он был не Томом. А
(Генри)
кем-то еще, кем-то более молодым. Он начал вырываться из этого сна, запаниковал, а потом с ним заговорил голос, успокаивающий голос, нашептывающий на ухо: «Не важно, когда это происходит, и не важно, кто ты. Важно другое — Беверли впереди, она с ними, мой дорогой друг, и знаешь что? Она сделала нечто куда худшее, чем тайком выкуренная сигарета. Знаешь что? Она трахнулась со своим давним другом Биллом Денбро! Да, трахнулась! Она и этот заикающийся урод в одной постели! Они…»
«Это ложь! — попытался выкрикнуть он. — Она бы не посмела!»
Но он знал, что это не ложь. Она вытянула его ремнем
(пнула меня в яйца)
по яйцам и убежала, а теперь изменила ему, эта блудливая
(шлюшка)
маленькая сучка, в прямом смысле изменила ему, и, ох, дорогие друзья, ох, добрые соседи, она получит порку всех порок — сначала она, а потом этот Денбро, ее пишущий романы дружок. И любой, кто попытается встать у него на пути, тоже получит свою порцию, можете быть уверены.
Он прибавил шагу, хотя в груди уже свистело при каждом вдохе и выдохе. Впереди он различил еще один светящийся шар, парящий в темноте — еще один луношар. Он слышал голоса идущих впереди людей, и пусть это были детские голоса, его это уже не волновало. Как и сказал голос: не важно, где, когда и с кем. Беверли шла впереди и, ох, дорогие друзья, ох, милые соседи…
— Давайте, парни, пошевеливайтесь, — бросил он, и не имело значения, что и голос принадлежал не ему, он говорил голосом какого-то мальчишки.
Потом, когда они вышли под луношар, он оглянулся и впервые увидел своих спутников. Компанию ему составляли
— Быстрее мы не можем, Генри, — ответил ему парень с разодранным лицом, и половинки его губ двигались по-отдельности, не синхронно. Именно тогда Том криком разорвал сон в клочья и вернулся в свое тело, оказавшись на самом краю вроде бы бездонной пропасти.
Он изо всех сил пытался сохранить равновесие, но не сложилось, и он свалился на пол. И хотя пол устилал ковер, боль пронзила ушибленное колено, и ему пришлось глушить крик, вжавшись ртом в предплечье.
«Где я? Куда меня, на хрен, занесло?»
Он увидел слабый, но чисто белый свет, и на мгновение, успев, правда, испугаться, подумал, что вновь вернулся в сон, и это светится один из тех бредовых шаров. Потом вспомнил, что оставил дверь ванны приоткрытой и не выключил флуоресцентную лампу. Он всегда оставлял свет включенным, если останавливался на ночь в незнакомом месте; гарантировал тем самым, что не стукнется обо что-нибудь голенью, если ночью встанет отлить.
Мысль эта позволила полностью восстановить контакт с реальностью. Ему приснился сон, безумный сон. Он в Дерри, штат Мэн. Приехал сюда следом за женой и, когда ему снился жуткий кошмар, свалился с кровати. Это все; ничего больше.
«Это не просто кошмар».
Он подскочил, словно слова эти прозвучали рядом с его ухом, а не в голове. Но произнес их не его внутренний голос, а совершенно другой — холодный, чужой… но при этом гипнотизирующий и заслуживающий доверия.
Том медленно поднялся, нашарил стакан с водой на прикроватном столике, выпил. Дрожащей рукой прошелся по волосам. Глянул на часы, лежащие на столике. Десять минут четвертого.
Спать. Ждать до утра.
Чужой голос ответил: «Но утром вокруг будут люди… слишком много людей. А кроме того, на этот раз ты сможешь опередить их там, внизу. На этот раз ты сможешь быть первым».
Там, внизу? Том подумал о своем сне: вода, капающие в темноте капли.
Свет вдруг стал ярче. Он повернул голову: не хотел, но ничего не мог с собой поделать. С губ сорвался стон. К ручке двери в ванную привязали шарик. Он парил на конце нити длиной в три фута, наполненный призрачным белым светом; выглядел совсем как блуждающий огонек на болоте, лениво дрейфующий между обросшими мхом деревьями. На раздутой оболочке шара нарисовали стрелу, кроваво-красную стрелу.
Она указывала на дверь в коридор.
«Не имеет значения, кто я, — вновь заговорил успокаивающий голос, Том осознал, что звучит он не в его голове и не под ухом, а доносится из воздушного шарика, из сердцевины этого странного, прекрасного, белого света. — Важно другое: я стараюсь сделать так, чтобы все сложилось, как тебе того хочется, Том. Я хочу увидеть, как ты ее выпорешь: я хочу увидеть, как ты выпорешь их всех. Когда-то они слишком часто переходили мне дорогу… а сейчас у них для этого кишка тонка. Поэтому слушай, Том. Слушай очень внимательно. Сейчас они все вместе… следуй за прыгающим шаром…»