Оно
Шрифт:
— Ты ду-умаешь с-спички е-еще на ч-что-то го-о-одятся? — спросил Билл Ричи.
— Я отдал свои Бев.
Билл почувствовал, как рука коснулась его руки в темноте и вдавила в ладонь книжицу спичек. На ощупь сухих.
— Я держала их под мышкой, — объяснила Бев. — Могут и зажечься. Попробуй.
Билл оторвал спичку и чиркнул. Она вспыхнула, и он поднял ее над головой. Его друзья сбились в кучку, щурясь от яркого огонька. Испачканные нечистотами, все они выглядели очень маленькими и очень испуганными. Позади он видел канализационную трубу, по которой они пришли сюда. Труба, в которой они стояли
Он шумно втянул в себя воздух и загасил спичку, которая уже начала жечь пальцы. Прислушался. Звуки быстро бегущей воды время от времени перемежались ревом сбрасываемых излишков: срабатывали предохранительные клапаны, отправляя канализационные стоки в Кендускиг, от которого они ушли на… он понятия не имел, как далеко. Генри и его дружков он не слышал… пока.
— С-справа от ме-еня ме-ертвец, — заговорил Билл ровным, спокойным голосом. — Фу-утах в де-есяти о-от нас. Я думаю, это, во-озможно Па-Па-Па…
— Патрик? — спросила Беверли, ее голос дрожал на грани истерики. — Это Патрик Хокстеттер?
— Да. Хочешь, ч-чтобы я за-ажег е-еще о-одну с-спичку?
— Тебе придется, — ответил ему Эдди. — Если я не увижу, как идет труба, то не узнаю, в какую сторону нам повернуть.
Билл зажег спичку. В ее свете все увидели позеленевший, раздувшийся труп, который когда-то был Патриком Хокстеттером. Он улыбался им из темноты, на удивление доброжелательно, но только одной половиной лица: вторую обглодали живущие в трубах крысы. Тут же валялись и учебники Патрика из летней школы. От сырости они разбухли до размеров словарей.
— Господи, — хрипло прошептал Майк, глаза у него округлились.
— Я снова их слышу, — воскликнула Беверли. — Генри и остальных.
Хорошая акустика, похоже, донесла до них и ее голос: Генри завопил где-то в канализационной трубе, и на мгновение возникло ощущение, будто он уже рядом с ними.
— Мы до вас доберее-е-е-емся…
— Давай, давай! — крикнул в ответ Ричи, его глаза лихорадочно блестели. — Не останавливайся, каблуки-бананы! Тут тебя ждет бассейн, как в «Ассоциации молодых христиан». Не сбавляй…
И тут крик такого жуткого страха и боли долетел к ним из трубы, что догорающая спичка выскользнула из пальцев Билла, упала и погасла. Эдди здоровой рукой обнимал его за талию, и теперь Билл обнял Эдди, почувствовав, что его тело вибрирует, как натянутая струна. Стэн Урис прижался к Биллу с другой стороны. Крик нарастал и нарастал… а потом они услышали непотребный вязкий чавкающий хлопок, и крик оборвался.
— Кто-то добрался до одного из них, — послышался из темноты полный ужаса голос Майка. — Кто-то… какой-то монстр… Билл, мы должны выбираться отсюда… пожалуйста…
Билл слышал, что оставшиеся, один или двое, по звукам определить не удавалось, спотыкаясь, спешат к ним по канализационной трубе.
— В ка-акую с-с-сторону, Э-Э-Эдди? — нервно спросил он. — Ты з-знаешь?
— К Каналу? — уточнил Эдди, стряхивая руки Билла.
— Да!
— Направо. Мимо Патрика… или через него. — Голос Эдди вдруг стал жестким. — Меня это не волнует. Он один из тех, кто сломал мне руку. Да еще плюнул мне в лицо.
— По-ошли. — Билл еще раз глянул в трубу, по которой они пришли. —
Он двинулся первым, касаясь правым плечом склизкой керамической поверхности трубы, стиснув зубы, не желая наступить на Патрика… или продавить его.
Они крались все дальше в темноту, тогда как по другим трубам вокруг них бежала вода, а над ними, на поверхности, бушевала гроза, принеся в Дерри раннюю темень — темень, которая выла ветром, и вспыхивала электрическим огнем, и грохотала падающими деревьями; звуки эти напоминали предсмертные вопли гигантских доисторических животных.
Теперь они снова приближались, и хотя все прошло, как планировалось, вернулось нечто такое, чего Оно не предвидело: этот сводящий с ума, унизительный страх… это ощущение Другого. Оно ненавидело страх, набросилось бы на него и сожрало, если б сумело… но страх насмешливо танцевал вне пределов досягаемости, и убить страх Оно могло только одним способом — убив их.
Конечно, для такого страха не было причин; теперь они стали старше, и число их сократилось с семи до пяти. Пять — число силы, но оно не обладало загадочными магическими свойствами числа семь. Да, действительно подосланный Оно человек не убил библиотекаря, но библиотекаря ждала смерть в больнице. Чуть позже, еще до того, как затеплится заря, Оно намеревалась послать к нему медбрата-наркомана, который покончит с библиотекарем окончательно и бесповоротно.
Женщина писателя находилась теперь у Оно, живая и неживая — ее разум полностью уничтожил один взгляд на Оно без всех его масок и чар, а все чары, естественно, являли собой зеркала, которые показывали насмерть перепуганному зрителю голографические образы — самое худшее, что таилось в его или ее мозгу, точно так же, как обычное зеркало пускало солнечный зайчик в широко раскрытый, ничего не подозревающий глаз, и вызывало слепоту.
Теперь разум жены писателя пребывал с Оно, пребывал в Оно, за пределами метавселенной, в черноте, недоступной Черепахе, в запределье вне всяких пределов.
Она пребывала в глазу Оно; она пребывала в разуме Оно.
Она пребывала в мертвых огнях.
Да, чары эти были удивительные. Взять, к примеру, Хэнлона. Он этого не помнил, во всяком случае, на сознательном уровне, но его мать могла бы рассказать ему, откуда взялась птица, которую он видел в развалинах Металлургического завода. Шестимесячным младенцем мать оставила его спать в детской кроватке у дома, а сама пошла на задний двор, чтобы развесить выстиранные пеленки и подгузники. Его дикие крики заставили ее прибежать обратно. Большая ворона сидела на спинке кроватки и клевала малютку Майка, как злое существо из сказки, какие рассказывают в детской. Майк кричал от боли и ужаса, но не мог отогнать ворону, почуявшую легкую добычу. Мать врезала вороне кулаком и прогнала прочь, увидела, что ворона в двух или трех местах клюнула Майка в пухлые ручки, оставив кровавые следы, и отвезла к доктору Стиллвэгону, чтобы сделать малышу прививку от столбняка. Какая-то часть Майка запомнила это навсегда, — крошечный ребенок, гигантская птица, — и когда Оно пришло к Майку, тот вновь увидел гигантскую птицу.