Опаленные мечты
Шрифт:
— Убирайся, — рявкаю я.
Обе женщины смотрят на меня с удивлением и потрясением в глазах. Я встречаю взгляд экономки.
— Сейчас же, Эбби.
Та растерянно моргает и бросается через кухню к двери. Когда экономка проходит мимо, я хватаю ее за руку.
— И держи рот на замке, если не хочешь, чтобы я закрыл его за тебя. — Затем шепчу ей на ухо: — Навсегда.
Эбби кивает и выбегает из кухни. Я закрываю за ней дверь и поворачиваюсь к миссис Пизано, которая смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
Прохожу мимо нее и выдвигаю
— Садись.
Она несколько мгновений смотрит на стул, затем ставит на стол свой бокал и тарелку и садится.
Я подхожу к большому черному холодильнику в углу, открываю его и осматриваю продукты. Достаю молоко и сыр, но нигде нет ветчины. Порывшись, нахожу два пакета с нарезанной ветчиной за рядами приправ. Закрыв холодильник, отношу продукты к столу, за которым сидит госпожа Пизано, опустив взгляд на тарелку.
Подавив отвращение к этой ситуации, я ставлю перед ней продукты в том же порядке, в каком она их просила: — ветчину, сыр и наконец молоко, — и, развернувшись, выхожу из кухни.
* * *
Светофор загорается красным. Я останавливаюсь за белым грузовиком и смотрю в зеркало заднего вида. Миссис Пизано сидит, сфокусировав взгляд на своих коленях.
Она не произнесла ни слова с тех пор, как вышла утром из кухни. Я снова отвез миссис Пизано за покупками, потом к ее матери, где она в очередной раз тайком оставила часть купленных вещей. На этот раз джемпер и шаль.
Когда впервые увидел это, то подумал, что одежда могла быть подарком для ее матери. Но когда у меня появилась возможность выяснить, в чем дело, понял, что обе женщины примерно одного роста. Одежда, которую миссис Пизано спрятала за диваном, ей слишком велика. Перед уходом я заметил, что она подсунула под диванные подушки какие-то украшения. Наверное, это было ее украшение, так как в ювелирный магазин она сегодня не заходила.
Светофор загорается зеленым, и я снова перевожу взгляд на дорогу, но утренний эпизод еще свеж в памяти.
— Почему?
Эта мысль преследовала меня уже несколько часов. Почему этот ублюдок контролирует, что ест его жена? И, главное, почему меня это волнует?
— Что?
— Завтрак, — говорю я.
Когда она не отвечает, я смотрю в зеркало заднего вида. Но она глядит в другую сторону. Трудно понять выражение ее лица. Губы плотно сжаты, глаза опухли. Через некоторое время она начинает смеяться.
Это происходит как по волшебству. Свободный, высокий смех, напоминающий пение птиц. Мне нужно следить за дорогой, но я не могу оторвать от нее глаз. Это зрелище настолько завораживает меня, что убираю ногу с педали газа, чтобы избежать столкновения, и смотрю на миссис Пизано.
— Извини… завтрак? — Она фыркает и снова смеется. — Ты что-то имеешь против сложноподчиненных предложений?
Я хочу, чтобы она продолжала смеяться, но не знаю, что делать. Мне кажется, что за все время моего пребывания в семье Пизано я ни разу не видел, чтобы Равенна Пизано смеялась.
— Может быть, — отвечаю я.
Она качает головой и вытирает глаза пальцами.
—
Я крепче сжимаю руль.
— Как часто?
— Пару раз в месяц.
Сзади меня раздается гудок. Я ускоряюсь и переключаю внимание на дорожную обстановку. Через минуту смотрю в зеркало заднего вида, и улыбки миссис Пизано там уже нет.
Остаток пути до резиденции мы проезжаем в молчании. Я изо всех сил стараюсь не отвлекаться от дороги, но то и дело каждые пару минут бросаю взгляд на это проклятое зеркало. Когда подъезжаем к дому, выхожу из машины, прихватив с пассажирского сиденья пакеты с покупками. Миссис Пизано уже вышла из машины и направлялась к входной двери, прижимая к груди воротник своего белого пальто.
В задумчивости я останавливаюсь перед дверью своей спальни, но тут понимаю, что Алессандро поднялся по лестнице. Я глубоко вздыхаю и протягиваю руку, чтобы взять пакеты, но когда берусь за ленточную ручку, Алессандро ее не отпускает.
— Твой муж причиняет тебе боль? — глубокий голос Алессандро раздается у меня над головой.
Я замираю. Сглотнув и не встречаясь с ним глазами, качаю головой.
Он берет меня за подбородок пальцами и поднимает мою голову. Меня должно напугать то, что Алессандро возвышается надо мной, глядя темными пронзительными глазами в мои, но его прикосновение легкое, как перышко, и не вызывает у меня чувства страха. Он твердо смотрит на меня, и я понимаю, что глаза у него не черные, а глубокого синего оттенка.
— Готова была поклясться, что они черные, — бормочу я.
— Что?
— Твои глаза.
Алессандро проводит большим пальцем по моей скуле. В животе начинается покалывание. Я на мгновение закрываю глаза и наслаждаюсь его прикосновениями.
— Я спрашиваю, он причиняет тебе боль?
Могу ли я ему доверять? Стоит ли мне рисковать и говорить ему правду? Если бы опасность угрожала только моей жизни, я бы это сделала. Но не могу рисковать жизнью матери и брата. Если Рокко узнает, что я пытаюсь сбежать, он, скорее всего, убьет нас всех.
— Нет. — Я открываю глаза. — Конечно, нет.
Алессандро кивает и отпускает пакеты. На мгновение он задерживает палец на моем подбородке, после чего разворачивается и идет обратно по коридору.
Я снимаю пальто, затем несу свои покупки к кровати и начинаю раскладывать купленные вещи. Шелковые блузки. Кашемировые свитера. Туфли, которые стоят больше, чем шестимесячная арендная плата моей мамы. Рокко настаивает, чтобы я носила вещи только определенных марок, желательно с логотипом или лейблом. Иногда я чувствую себя ходячим рекламным щитом, рекламирующим, насколько богат мой муж.