Опаленные страстью
Шрифт:
— Кажется, он тебе очень подходил, — сказала Аннели. — Ты, наверное, любила его без памяти.
— Да, — мечтательно произнесла Флоренс. — Любила. И не променяла бы эту любовь ни на какие ценности и титулы в мире. Ты заслуживаешь того же, Аннели Фэрчайлд, — твердо заявила бабушка. — И не должна соглашаться на меньшее.
— У меня немного другая ситуация.
— Почему? Потому что твоя мать выбрала тебе в мужья Бэрримора, а твой отец только и думает, что о политических амбициях сына, и не понимает, что дочери — такое же сокровище? Грустно, что твоя сестра разделяет взгляды матери и согласилась бы выйти даже за деревянный столб — впрочем, ее муж мало чем отличается от столба. Но ты… У тебя есть свет в глазах, дорогая. Не позволяй им его погасить.
— Как я могу избежать своей участи? Ты слишком хорошего обо мне мнения, бабушка. По правде говоря, я не умнее своей сестры.
— Будь это так, ты и часа не смогла бы провести в моем обществе. Да и я не привязалась бы к тебе. А теперь пойдем, поможешь мне передвинуть эту кучу.
Флоренс повела ее к старому железному сундуку, заваленному книгами и бумагами, попросила переложить их на стоящий рядом ящик, подняла тяжелую крышку сундука и вытащила оттуда белье, корсеты и пожелтевшие от времени чулки. Под этим сундуком стоял еще один, поменьше, из полированного дерева, с медным замком.
— Перенеси его сюда, — сказала Флоренс, указывая на изящный столик времен Людовика XIV. — Я потеряла ключ от этого сундучка примерно сорок лет назад, так что он не заперт. Открой его.
Аннели подняла крышку и стала вытаскивать кольца из паутины золотых цепей. Три кольца с сапфирами, рубинами, бриллиантами и изумрудами бабушка отвергла, взмахнув тростью. Четвертое кольцо, большое, сверкающее, с алмазом величиной с ноготь большого пальца, окруженным дюжиной голубых драгоценных камней, одобрила.
— Вот это тебе подойдет, — сказала Флоренс. — Надень же его, надень!
— Оно прелестно, — с восторгом произнесла Аннели, надевая кольцо. Кольцо шло туговато, и ей пришлось приложить усилие, чтобы продеть в него палец — Никогда не сказала бы, что это безделушка.
— Значит, у тебя хороший вкус, дорогая. Конечно же, это не безделушка. Камни настоящие, уверяю тебя, как и остальные милые вещички в моей сокровищнице.
— Но вы сказали…
— Да, сказала. Не стану же я говорить, что собираюсь подарить тебе кольцо стоимостью в несколько тысяч фунтов. Ведь тогда твоя мать объявит меня сумасшедшей и примчится сюда в поисках остального! А я хочу, чтобы это кольцо принадлежало тебе, — добавила она ворчливо. — Делай с ним что хочешь. Носи, обменяй, продай, наконец, если будет нужда.
— Продать? Никогда в жизни!
— Слово «никогда» надо произносить осторожно. В любом случае кольцо твое.
— Я… не знаю, что и сказать.
— Скажи спасибо и помни, что в этом мире мы гости. Лет через пятьдесят мы все превратимся в пыль, никто не вспомнит наших имен и уж тем более о том, что мы кого-то любили. А теперь беги в свою комнату собирать вещи. Скоро полдень, и Милдред уйдет, если ей снова придется готовить для гостей.
— Спасибо, — прошептала Аннели, обнимая бабушку. Флоренс прослезилась.
— Буду ждать от тебя письма, — сказала она. — Сообщишь, о чем пойдет разговор в экипаже. Может быть, что-нибудь услышишь об этом мошеннике, с которым тебе так нравилось целоваться. Не забудь написать.
— О, бабушка, — прошептала она. — Мы так плохо расстались! Уверена, он никогда больше не захочет меня видеть.
Флоренс взяла Аннели за подбородок.
— Помни, что я тебе сказала про слово «никогда». Думаю, оно редко звучит из уст Эмори Олторпа.
Глава 13
После проливного дождя большой экипаж Бэрримора мог проехать только по одной дороге. Вдоль побережья, где высились известняковые скалы, через Берри-Хэд. Городок Бриксгем, самый маленький из трех в заливе Тор-бей, был расположен частично наверху, откуда как на ладони был виден Ла-Манш, и потому имел важное стратегическое значение. Там находились четыре батареи тяжелых орудий, два гарнизонных форта и военно-морской госпиталь.
От Берри-Хэда до Бриксгема было несколько минут езды. Но сегодня они добирались туда не меньше часа. Не говоря уже о том, что колеса экипажа утопали в грязи, дорога была запружена повозками. Сидевшие в них люди спешили занять удобные для обзора места на скалах, чтобы увидеть, как огромный военный корабль бросит якорь в порту. Узкие улочки городка были запружены повозками. По обе стороны теснились торговцы пирожками и просто пешеходы. Небольшие дома здесь были в основном деревянными и лепились друг к другу. Из распахнутых окон высовывались люди, кричали, свистели, возбужденно обсуждая происходящее.
Люди расступались, пропуская экипаж Бэрримора, запряженный четверкой лошадей, которых подгоняли криками шедшие впереди толпы два форейтора в ливреях; из окон в них летели гнилые фрукты.
Наконец они проехали Бриксгем, затем Пейнтон и достигли Торки, где богачи снимали виллы, чтобы подышать свежим морским воздухом. В порту на волнах покачивались корабли.
Бэрримор и Энтони сняли номера в гостинице с видом на гавань. Чемоданы перенесли в отделение для багажа Аннели устала от поездки по бесконечным изрытым колеями дорогам и соседства Бэрримора, который вес время хранил молчание. Энтони уснул, как только они отъехали от Уиддиком-Хауса, и проснулся, лишь когда остановились у гостиницы. Аннели сидела с закрытыми глазами, но Бэрримор, уверенный, что она не спит, время от времени поглядывал на нее.
Аннели отказалась выпить чаю в маленьком кафе напротив гостиницы и предпочла прогуляться по тенистому парку неподалеку, откуда открывался очень красивый вид на гавань. Все скамейки в парке оказались заняты. Издали заметив красивую лужайку, Аннели сказала брату, что пойдет туда, и свернула на одну из дорожек. С лужайки ан пели увидела «Беллерофонт», бросивший якорь далеко от берега.
Это был трехмачтовый корабль с целой галереей позолоченных окошек на корме и двумя палубами с черными полосами во всю длину корпуса; на палубах стояли орудия. Капитан Фредерик Мэтленд выставил по периметру караул, поскольку в непосредственной близости стояло множество рыбацких суден.
Наполеон Бонапарт, самый грозный генерал Франции, самозваный диктатор, император, хозяин Европейского континента, теперь был неприметной точкой на палубе. Аннели вспомнила истории, которые ее няня рассказывала про «Старого Бони». В представлении детей он был великаном-людоедом с красным глазом во лбу и клыками, которыми он разрывал на кусочки девочек, не желавших учить уроки.
— Вы не хотели бы получше рассмотреть корабль, мисс? Молодой джентльмен, стоявший рядом с Аннели, предложил ей небольшую подзорную трубу, обтянутую кожей. Аннели, поблагодарив, взяла трубу и поднесла к глазам, различив на палубе мужчин, среди которых были также и офицеры.