Опальные воеводы

Мастерство и маститость — слова удивительно созвучные. И по смыслу родственные. Применяются они обычно к людям, долго, много и красиво проработавшим в той или иной сфере культуры. А если ученый-историк более трёх десятилетий с искренним любопытством стремится к поиску нового и обладает абсолютным историческим слухом? Верно и точно передает замершие узоры давно прошедших времен в изящном и динамичном ритме современного исследования? Тогда мы получим в высоком смысле профессионала, работающего в жанре исторического документального повествования. Это и будет Андрей Петрович Богданов — автор новой книги, которую раскрыл читатель.

Столетия невероятных физических и нравственных испытаний пережил восточноевропейский мир. Лихолетья иноземного

Автор уходит всего на четыре века назад. Всего лишь в утро вчерашнего дня с точки зрения мирового цивилизационного процесса. XVI век. Русь ещё не стала Россией, но уже стряхнула монгольское иго; Москва собирала вокруг себя восточных славян, финно-угров и тюрков — всех, кто жил или пришёл на Великую Русскую возвышенность. И на этом могучем подъёме всем им, объединившимся в Московское государство, довелось захлебнуться слезами и кровью, которые без жалости проливал тиран на троне — Иван Грозный. Но не о нём речь в книге.

Герои этой книги — замечательные русские полководцы, люди необыкновенных дарований и выдающихся заслуг перед Россией. Это Александр Борисович Горбатый-Шуйский и Семён Иванович Микулинский-Пунков, Андрей Михайлович Курбский и Иван Васильевич Большой-Шереметев, Даниил Фёдорович Адашев и Пётр Семёнович Серебряный-Оболенский, Иван Петрович Шуйский и их товарищи.

Под командой славных воевод ратники Московского государства одержали немало блестящих побед над храбрыми и умелыми противниками. Русь защитила свои границы и отвоевала исконные земли на западе, разгромила Казанское и Астраханское ханства, укрепилась на Северном Кавказе и вышла к Балтике, померилась силой с наследником Золотой Орды — крымским ханом и его повелителем — султаном Османской империи.

Русь крепла и побеждала. Судьба победителей была трагична. Один за другим они безжалостно уничтожались Иваном Грозным, вырезались семьями и целыми родами. Кровожадный и трусливый тиран вёл войну против собственного народа, хотел руками опричников и внешних врагов обратить в покорное молчаливое стадо всю Святорусскую землю. Лучшие воины страны, её опора перед внешним врагом, первыми попадали под опричные ножи и сабли нахлынувших на Русь «братьев» царя Ивана IV.

Турецкий флот уже поднимался вверх по Дону, а янычары топтали земли Поволжья. Крымский хан, ещё недавно не надеявшийся на спасение в Крыму, жёг русские города и саму Москву. Шведы занимали крепости, защитники которых были вырезаны опричниками, польский король стоял под стенами Пскова, и истекавшая кровью Русь вновь должна была бороться за своё существование. Страна была приведена самодержцем на порог гибели.

Воеводы знали, какая «награда» ждет победителя. Но каждый раз на место невинно убиенного по приказу царя становился другой полководец — и заступал путь врагу. Это было важнее собственной жизни — заслонить Отчизну. Русская армия была ослаблена страшными репрессиями. Наши полки нередко в десять раз уступали неприятелю по численности. Но они вступали в бой — и янычары бежали до Стамбула, а крымские ханы запирались в Бахчисарае. Польша и Швеция отступали, поумерив свои аппетиты на русские земли.

А победителей уже пытали и жарили на огне, морили в заточении и травили ядом, обвиняя в несуществующих заговорах и «изменных сношениях» с неприятелем. Немногим удавалось спастись или найти смерть в бою. Иван Грозный и его окружение не жалели усилий, чтобы очернить казнённых тираном опальных воевод, вытравить в историческом сознании память об их подвигах, приписать себе все «победы и одоления».

Позднее некоторые наши историки, восторженно пресмыкавшиеся перед очередными вождями, продолжили дело печально знаменитого злодея на троне. Самодержавный убийца превращался под их перьями в великого полководца, автор Великого разорения — в спасителя Отечества. А князь Андрей Михайлович Курбский, чудом спасшийся от казни, чтобы во главе народного ополчения защищать людей от опричной резни, развивать науку и литературу, укреплять веру и клеймить тиранию в острых политических трактатах, был объявлен проклятым изменником Родины. И так продолжается — верными слугами тиранов — до последнего времени.

Перед вами — не просто военная история. Восстановить историческую справедливость, воздать должное нашим предкам, ратоборцам и страдальцам за свободу Родины — этому посвящена книга. В ней немало батальных сцен. Много насилия и жутковатых подробностей, есть страницы, с которых буквально капает кровь. Не для любителей любовных романов с неизменным счастливым концом это издание. Для тех, кто хочет приобщиться к Истине. Живые, иногда жестокие сцены написаны А. П. Богдановым на основании достоверных глубоких знаний о культуре и языке, о быте и тонкостях поведения наших предков. В этих деталях порой путаются романисты, их побаиваются (утонешь!) историки. В этой книге достоверность исторического контекста верно служит воссозданию во всей возможной полноте нравственных подвигов наших предков, того русского духа, который стал основой единства и величия нашей страны.

Александр Таланов

На юрьевский {1} замок наползал холодный вечерний туман. Из окна было видно, как он проглатывает сыро поблескивающие камни рва, между которыми ещё чуть-чуть, только начав свой путь к свету и гибели, пробиваются зелёные стрелки травы. Туман полз в узкие окна рыцарского зала, собираясь каплями на матовой поверхности развешанного по стенам оружия, заставляя ёжиться собравшихся в зале людей. Жаркое пламя огромного, выложенного гранитом камина обжигало обращенные к нему лица, но не могло изгнать из-под стрельчатого потолка влагу и хлад и ещё то странное, связывающее людей чувство бесполезности усилий, которое появляется, когда в их круг входит смерть.

— Решайся, князь! — сказал, отворотив лицо от камина, рослый человек в польском кунтуше. — Топор занесен, и на Руси тебе нет спасения от маньяка.

— Решайся, — повторил другой. — Рыцарю недостойно дать зарезать себя, как скотину! Нет измены в том, чтобы унести своё горло от зневоленья. Вот закрытые листы короля Сигизмунда и гетмана литовского Радзивилла. Вот ещё послания: вся польская и литовская шляхта желает ласково принять знаменитого полководца!

— Решайся, Андрей Михайлович! — проговорил человек в подбитом железом кутке, с сабельным шрамом через лицо. — Литовская Русь ныне лучше Московской. Все мы, твои верные слуги, пойдём за тобой хоть в Литву, хоть на плаху!

— Жена твоя и мать, — продолжил четвёртый, — рады лучше умереть, чем видеть твою позорную казнь или даже слышать о ней. Едем, княже! [1]

Тот, кому говорились эти слова, стоял поодаль от камина, в тени, тяжело опёршись о края бойницы, глядя в призрачную стену тумана. Он не отвечал и, казалось, не замечал ни холода, ни нервной дрожи обращенных к нему голосов.

В сером тумане виделись князю Андрею Михайловичу Курбскому солнечные блики, как бы переливавшиеся со светлых маковок московских церквей на сверкающее оружие молодых воинов. Виделись ему играющие под ратниками кони, малиновая с золотым шитьем хоругвь выступающего из Москвы воинства, слышался звон копыт о свежие бревна улицы, приветственные клики столпившегося в переулках народа…