Опальные воеводы
Шрифт:
Не довольствуясь этой победой, русские войска наступали до самой Камы на полосе шириной в полтораста верст, освободив огромное множество согнанных сюда русских пленников и взяв такую богатую добычу, что после их возвращения под Казань корова в лагере стоила десять денег (пять копеек), а огромный вол — десять копеек. Островом сопротивления в Казанском ханстве осталась его столица.
Но и здесь воеводская смекалка ускоряла события. Ещё 31 августа немец инженер по прозванию Размысл начал вести к городу хитроумный подкоп. Тогда же воеводы Сторожевого полка Василий Семёнович Серебряный и Семён Васильевич Шереметев приметили, что в ближайшей к ним казанской башне
Не мудрствуя лукаво, прямо из казачьей бани ратники Сторожевого полка за десять дней прокопались к тайнику и подкатили под него 11 бочек пороху. Раздался страшный взрыв, вырвавший башню и часть городской стены. Ещё сыпались на помёртвевших от ужаса казанцев камни и бревна, а Серебряный со своими орлами, подняв крестоносную хоругвь, скороустремительно летел на врага, рыкая, аки лев.
Перебив и пленив множество казанских воинов, ратоборцы Серебряного ворвались в город и целый день вели в нем бои, не получая никакой помощи от своих. Как всякий тиран, царь Иван Васильевич плохо относился к инициативе и считал лишним всё, что выходило за рамки его собственных планов. Оставленные без подмоги, воины Сторожевого полка к ночи вынуждены были отступить на прежние позиции.
Осада продолжалась. Чтобы сбить казанских стрелков со стен, Выродков выстроил в полуверсте от города шестисаженную башню из прочных бревен. За одну ночь мастера перенесли её к городу и поставили напротив Царских ворот. На башню было поднято десять пушек и пятьдесят крупнокалиберных пищалей. С господствующей высоты стрельцы стали непрерывно палить по городу, так что казанцы не могли не только ходить по дворам и улицам, но даже носу из помещений высунуть. Были те стрельцы и пушкари столь хорошо стрелянию научены, что из пищалей птиц на лету побивали.
Поражения и тяготы, казалось, придавали казанцам ещё большую стойкость. Под обстрелом они перешли жить в землянки, к башням и стенам прокопали траншеи. Подножие казанских стен было прикрыто наполненными землей срубами-турусами. Казанцы провели туда множество подземных нор и, скрываясь за турусами, день и ночь бились с осаждающими. Особо жестокое сражение развернулось на позициях Большого полка Воротынского у Царских и Арских ворот.
Здесь царь Иван Васильевич повелел поставить туры на самом краю рва шириной в три и глубиной в семь сажен, лицом к лицу с засевшими в турусах ханскими воинами. Дело оказалось крайне кровопролитным с обеих сторон. Истомленные долгой перестрелкой, метанием камней и рукопашными боями, стрельцы и казаки ослабили натиск. Казанцы же с новой силой полезли из-за турусов.
В жестоком бою русские отступили от туров, но Воротынский сумел вновь поднять воинов в атаку. Свирепая битва развернулась в тесном городском рву, быстро наполнявшемся трупами. Михаил Иванович Воротынский, имевший крепкие доспехи, был сильно порублен и ранен в лицо. Когда на подмогу пришёл со свежими силами Алексей Данилович Басманов-Плещеев, люди Воротынского уже вновь закрепились на краю рва.
Следующим действием по замыслу битвы, которую желал наблюдать Иван Грозный, была установка туров прямо во рву. Это должны были сделать люди Воротынского, всем же остальным полкам «заповедал царь никак же не приступать ко граду». Для облегчения своей задачи стрельцы сделали маленький подкоп под турусы у Арских ворот и 30 сентября, в день намеченного наступления, произвели хорошо рассчитанный взрыв: турусы взлетели на воздух и рухнули не на осаждающих, а за городские стены, перебив множество казанцев.
Временно взрыв ошеломил защитников города, так что даже стрелы с их стороны перестали летать. Воеводы воспользовались этим, чтобы спешно утвердить туры по всему рву у Царских, Арских, Аталыковых и Тюменских ворот. Московский царь благосклонно наблюдал за работами. Вскоре его взгляд усладился мужественной вылазкой казанцев из всех ворот. «И была сеча зла и ужасна, — писал летописец, — … и сгустившуся дыму, и покрыл дым град и людей».
Видя, что невозможно стоять во рвах под жестоким обстрелом и непрерывными вылазками, чёрный от порохового дыма и смоляной гари Михаил Иванович Воротынский повёл воинов на залитые кровью стены, где казанцы стояли в рост, расстреливаемые из пушек и мушкетов. Вскоре крестоносные знамена стрелецких полков и цветастые хоругви дворянских сотен затрепетали на стенах и башнях. В рукопашном бою неприятель был сброшен со стен и отступил вглубь города.
Царь Иван Васильевич получил донесение Воротынского, что казанцы поражены по всей линии и понесли огромные потери:
— Пусть царь велит остальным полкам со всех сторон наступать на город. Мы уже вступили в Казань!
«И повелел царь воеводам, также и есаулов посылает многих, а велит из города и (со) стен людей высылать» — потому-де, что войско к штурму не приготовлено.
Как не приготовлено? — вправе удивиться читатель, помнящий, что осаждавшие стояли в ежеминутной готовности отражать постоянные вылазки казанцев. Полкам было второй раз приказано не приходить на помощь уже ворвавшимся в Казань воинам. Но одно дело — приказ стоять на месте, а другое — отдать завоеванное кровью.
Несмотря на все усилия царских есаулов, воины отступали неохотно. Часть ратоборцев покорилась царю и отошла, сжигая за собой стены и башни Казани. На Арской башне и прилегающих стенах, где стояли Воротынский и Басманов, русские отказались отступать. Прикрывшись с внутренней стороны города деревянными щитами и турами, они двое суток подряд отражали бешеные атаки противника, вплоть до общего штурма.
Укреплениям Казани был нанесен огромный ущерб. Башни и стены у Царских, Талыковых и Ногайских ворот выгорели до основания, заполнявшие их земля и камни просыпались во рвы. В других стенах зияли пробоины. Пользуясь временным бездействием осаждающих, казанцы спешно возводили новые стены и копали рвы.
Накануне общего штурма царь послал в Казань вестника с предложением покориться и выдать «изменников», тем самым сохранив себе жизнь. Казанцы единодушно отвечали:
— Не просим пощады. На стенах и в башне Русь — и мы иную стену поставим. Вместе или умрём, или отсидимся.
В это время царь был занят росписью воевод, кому где следует наступать, и составлением наказов о том, что воеводы должны помогать друг другу. Впрочем, ничего нового по сравнению с уже имевшейся расстановкой полков под стенами он не придумал. По плану штурм должен был начаться в воскресенье 2 октября 1552 года ровно в три часа дня. К досаде Ивана Васильевича, воеводы постоянно мешали разыгрывать сложившийся в его голове план.
С утра, как только войска картинно выстроились вокруг Казани, воевода Воротынский поспешил сообщить, что немец Размысл уже закатил в подкопы порох, а из города это видели:
— И невозможно до третьего часу мешкать!
Царь велел поскорее вести утреннюю службу в церкви и отправил личный полк вперед, дожидаться своего прихода: ведь царский лагерь стоял в отдалении от города. После службы Иван Васильевич отправился в опочивальню и «плакася на долг час» уже наедине, перед домашней иконой.