Опаловый соблазн
Шрифт:
— Можете? — Она с удивлением взглянула вверх на него. — Я имела в виду… Конечно, можете. Мне… стыдно подумать, что я с трудом преодолела несколько уроков французского, да и те лишь потому, что моя мать убеждена, что леди, не знающая ни слова по-французски, вообще не достойна называться леди.
У него в глазах быстро промелькнуло какое-то выражение, которого она не смогла понять; он отошел от стола и, прячась от ее взгляда, принялся перебирать стопку книг на боковом столе.
Дариус с блокнотом для эскизов расположился в кресле у окна, а Изабель
— Мистер Торн! Вы видели эту запись о маске?
— О маске? — Он поднял голову от своей работы. — Это что-то незнакомое. — Он закрыл блокнот и сел прямо. — Маска как ритуальная принадлежность?
— Нет, вот. Это означает, что на вашем сокровище маска или что оно и есть маска? — Изабель положила лист обратно на стол рядом с блокнотом.
— Маски? — Дариус медленно покачал головой и пересек комнату, чтобы взглянуть на запись. — Где сказано о масках?
— Вот здесь. — Она указала на страницу. — Ну во всяком случае, так говорит ваш перевод.
— Странно, — сказал он после того, как несколько мгновений изучал его. — Конечно, если это религиозная статуэтка… У меня давно есть теория, что священные предметы должны изображать местное божество.
— Божество, носящее маску?
— Хм-м, бог или богиня, скрывающие свою внешность? Как в греческих и кельтских традициях? — задумчиво произнес он. — Куда я положил тот лист о божествах индусов? Но пожалуй, это все равно тупик. У нас ни в одном из тайников нет статуэток, и доказывать это врагу было бы совершенно нелепо.
— Это должна быть статуэтка? Что-то подобное? — Изабель открыла книжку и, указав на текст, протянула ее Дариусу. — У вас ужасный почерк, мистер Торн, но видите, где вы писали о высказываниях отца Паскуаля?
Взяв у нее из рук книжку, Дариус прочитал абзац, который она отметила.
— Священник сказал: «Тот миф о демонах приводит благочестивого человека в замешательство, но я не придаю значения заявлениям моего главы, что загадочный бриллиант в маске обладает силой». — Наморщив лоб, Дариус прочитал следующую цитату. — Паскуаль добавил: «Какая глупость поклоняться блестящей глине!»
— Загадочный бриллиант в маске, — повторила Изабель. — А священник не путешествовал по Западной Бенгалии, сэр?
— Черт побери, — прошептал Дариус и виновато посмотрел на нее. — Простите, Елена. У меня манеры сапожника. Но как я пропустил это? Как я мог пропустить это?
— Свежий взгляд, мистер Торн! — улыбнулась Изабель торжествующей женской улыбкой.
— Как вы замаскируете бриллиант?
— Изменением его цвета? — предложила она. — Разве не нагревают некоторые камни, чтобы изменить их цвет и заставить выглядеть более ценными? А можно ли с помощью определенной обработки создать обратный эффект, чтобы драгоценный камень казался грязным… или ничего не стоящим?
— Блестящая глина… — У Дариуса восторженно засветились глаза, и он преобразился. — Тогда это действительно может быть камень! Не важно, что еще… Вполне возможно, один из нас носит его в своем кармане! Это не статуэтка и не резное украшение, и я слишком долго трачу впустую время, пытаясь доказать, что мы не виновны ни в обладании им, ни в обогащении! Но… — он стиснул руки Изабель, — мы на самом деле увезли священное сокровище.
— На самом деле, — эхом повторила Изабель его слова, покоренная радостным возбуждением, осветившим его лицо, и затаила дыхание от жара его рук, мгновенно согревшего ее руки.
— Елена, вы бриллиант! — Он со смехом притянул ее к себе и неуклюже закружил по библиотеке в неком подобии вальса. Его радость была заразительной, и Изабель тоже засмеялась, чувствуя головокружение от вращений. Это безрассудное веселье мгновенно открыло ей две истины. Во-первых, как замечательно быть в объятиях Дариуса Торна, когда одна его рука лежит у нее на спине, а голые пальцы другой переплетены с ее пальцами. Когда ее лицо находится всего в нескольких дюймах от его лица, а сила, исходящая от его торса и широких плеч, приводит в панику ее чувства. И во-вторых, что Дариус Торн не умеет танцевать.
Смеясь над неровным ритмом его движений, Изабель откинула назад голову, чтобы насладиться головокружительными ощущениями, и обнаружила, что смотрит прямо ему в глаза.
Ну вот. Это радость. Невероятно. А она никогда не думала, что снова почувствует ее.
Дариус мурлыкал популярную мелодию, импровизированную серенаду, делавшую мгновение еще сладостнее, а затем что-то изменилось. Боль от воспоминаний ушла, уступив место осознанию и признанию нового желания, которое пробивалось вперед так быстро, что Изабель задохнулась. Ее смех затих, его неуклюжие шаги замедлились, и Изабель осталось несколько секунд, чтобы взмолиться: «Пожалуйста, Дариус. Поцелуйте меня и заставьте снова почувствовать себя женщиной».
Он стоял, глядя на нее и немого чаще дыша после вальса, а затем, словно услышав, как она вслух высказала свое желание, медленно склонился к ее лицу. Движение было таким неторопливым и осторожным, а выражение лица являло такую смесь жгучего желания и неуверенности, как будто он ждал, что она воспротивится или отстранится.
Изабель замерла, как птичка, подняв к нему лицо и ожидая его прикосновения.
Его дыхание смешалось с ее дыханием, и дрожь предчувствия огнем пробежала по ее телу. Изабель услышала стук собственного сердца в ушах и подумала, что Дариус, наверное, тоже его слышит.
А затем его губы скользнули по ее губам, словно легкий шелк, но такие теплые, что у нее остановилось дыхание, а по коже пробежал восхитительный трепет, и Изабель залилась румянцем. Прикосновение Дариуса все изменило, и ее захлестнула волна облегчения. Осмелев, он крепче сомкнул руки и прижал ее к себе, а его поцелуй превратился из неуверенного касания в праздник ощущений. Он целовал ее все горячее, и в ответ на стон, сорвавшийся с его губ, бедра Изабель поднялись и напряглись. Она прижалась к Дариусу, чтобы не упасть, а ее губы непроизвольно приоткрылись, чтобы насладиться им, и пригласили его сделать то же самое.