Опасайся взгляда Царицы Змей (Зеленый омут)
Шрифт:
– А что еще? Просто так с трупом возиться никто не будет. Во-первых, противно, во-вторых, опасно. Да и зачем? Тут цель должна быть!
– Значит, надо ждать, пока шантажист объявится. Только я не пойму, почему он до сих пор молчал? А?
– Черт его знает! Странно все… Лида, бабка эта, как ее…Марфа, что ли? Алена…Тебе не кажется?..
– Не кажется! – вскочил Горский, вне себя от злости. – На что ты опять намекаешь? Может, скажешь, что и труп я спрятал, чтобы самого себя шантажировать?
Богдан задумался. Действительно, картина
– Я книгу хотел написать, о ведьмах, – неожиданно сказал Сергей. – Теперь не выйдет! – Он помолчал. – Знаешь, баба Марфа когда умерла, тоже очень изменилась, высохла вся, уменьшилась до неузнаваемости. Может и Лида тоже, а?..
– Что? В козла превратилась? – рассердился Богдан. – Измениться мертвый человек, конечно, может. Но не до такой же степени?!
– Да…– согласился Горский. Он казался сломленным, потерявшим былой апломб, уверенность в себе, смелость и даже ум.
Богдан тяжело вздохнул.
– Надо бы в село сходить, предупредить родственников. Ты сообщил им о смерти Алены?
– Нет еще.
Сергей как будто провалился внутрь себя, не реагируя на окружающее вообще никак. Внутри же у него ничего, кроме пустоты и бесполезных сожалений, не было. Как могло получиться, что приехав на выставку Артура Корнилина, он успел натворить столько всего? Никаких особых планов, исключая книгу, у него не было! И вот…он успел потерять друга, Лиду, творческие надежды, жениться, и даже…овдоветь.
– Господи! – простонал Горский, закрывая руками лицо, по которому текли слезы. – Господи! Почему это происходит со мной?
Он вспомнил разговор с приезжавшим из Москвы человеком, который расспрашивал о Корнилине. Кажется, он предупреждал, что у Сергея могут быть неприятности. Вот только из-за чего? Вроде упоминался медальон, но…
– Слушай, – обратился Горский к Богдану. – А может, все неприятности из-за этой штуки? – Он вытащил из-под свитера подвеску и поднес ее к свету. Золото необычного, очень красивого оттенка, заблестело, радуя глаз, как ясное солнышко. – Может, это из-за нее Алену убили?
– Ты тоже считаешь, что она не сама?..
– Брось! На Артура стеллаж упал, потом Алена о железку ударилась…Ты в это веришь?
– Честно говоря, нет. – Богдан хотел рассказать о Вадиме и его наблюдениях, о поездке к странному посетителю, но передумал. Потом. Когда все уляжется, встанет на свои места.
– Да и соседка говорит, что кто-то был в квартире! – продолжал свое Сергей. – Тот мужик меня предупреждал, а я ему не поверил.
– Какой мужик?
– Из Москвы. Он говорил: берегись, и жену береги. А я… Теперь уже ничего назад не вернешь! – Горский поворачивал подвеску к свету то одной, то другой стороной, и каждый раз она сияла по-разному. – Между прочим, Артур точно такой же медальон нарисовал на своей картине. А после этого умер…
– Если Алену убили из-за подвески, то почему ее не забрали?
Сергей пожал плечами.
– Могли не найти. Это странная
– «Время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся…и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся»! – торжественно провозгласил проснувшийся «отец» Вассиан.
– Вставай, «расстрига»! Небось, выпить хочешь? – добродушно поддел его Сергей. – Что это ты про «радующихся и не радующихся» бормотал?
– А то, что истинный христианин ни к чему земному, даже благому, не должен быть привязан…
– Это как?
– О душе заботьтесь, дети мои! О душе! Покайся, смирись…глядишь, и легче станет! «Даруй вместо земных – небесная, вместо временных – вечная, вместо тленных – нетленная». Давно хочется мне, братья, в обители тихой пожить, душой оттаять.
Вассиан все решения в своей жизни принимал ни с того, ни с сего, – но зато бесповоротно. И сразу же претворял их в жизнь.
– А есть такая обитель? – спросил Горский, в котором неожиданно проснулся интерес.
– Известно, есть.
– Может, ты и дорогу знаешь?
– Не только знаю, но и показать могу. А ты, голубь, никак со мной пойти решился?
– Угадал, блаженный, – вздохнул Сергей. – Мне теперь одна дорога – в монастырь! – сказал и застыл: вспомнилось гадание, как Марфа показывала ему зеркало, где он в монашеском одеянии шел посреди туманной аллеи…
… Невозможно построить нечто на лжи и неправде – это приведет только к уничтожению. Башня жизни, которую строят люди, основываясь на ложных принципах, рушится. Ее будто поражает молния небесная…Башня раскалывается пополам, и ее охватывает пламя. Строитель в короне падает вниз из окна верхнего этажа. Его корона сваливается с головы.
Разрушение – это отражение пятого символа пути Осириса – Смерти. Ибо разделение тела и души рвет привычные связи, заставляя игрока выйти из игры. Иногда далеко не по своей воле. Разрушение башни молнией показывает, что созданное человеком на неверной основе – развалится, а строитель рухнет вниз и потеряет свой венец.
– «Творяй Ангелы своя духи, и слуги своя пламень огненный», – гулко прозвучало под каменными сводами, отразившись медным эхом.
Сергей поднял голову. По галерее шел Вассиан, как всегда с блаженно-довольным выражением круглого лица.
– Пойдем, поглядим на красоту! – сказал он, увлекая за собою Горского.
За стенами обители, куда ни глянь, поражал своей печальной, истинно русской прелестью и простотой пейзаж в духе Левитана. С одной стороны – глубокий обрыв, поросший шумящими соснами. Их золотые в солнечном свете стволы мягко светились, пахло хвоей и свежей смолой. Между сосен текла река, за которой расстилался необозримый простор…