Опасная близость
Шрифт:
Но Иона оказалась не из таких. Не скрывая удовольствия, зажмуривалась и одобрительно мычала, смакуя первый кусочек энчиладас. Так что сконцентрироваться на разговоре Зейну было трудно.
– Кинсеаньера – праздник совершеннолетия. А Марикруз – еще одна моя кузина, – пояснил Зейн. – Тут все мои кузены, почти весь Санта-Круз.
– Сколько же у тебя родственников?! – воскликнула Иона, опустив бокал на стол.
– Если не ошибаюсь, двадцать восемь.
Или двадцать девять? Тут не уследишь, у них же еще
Иона округлила глаза.
– Классное у тебя, наверное, было детство, – с искренним пылом восхитилась она. – Большая семья – это здорово!
Не особенно, подумал Зейн, снова ощущая старую злость и горечь.
– А у меня, кроме папы, никого, – грустно прибавила Иона.
Ах да, у нее же мать сбежала.
– У тебя есть братья или сестры?
Нет. Я единственный ребенок, – отозвался Зейн.
Чарующий акцент Ионы звучал, как музыка.
– Десять лет назад мама вышла замуж за замечательного мужчину. Они хотели детей, но… – Зейн вовремя остановился, удивляясь, как мог зайти настолько далеко. Чуть не проболтался!.. – В общем, не получилось.
Мария никогда не винила Зейна, вообще не заговаривала на эту тему, но он знал: из-за него мама не смогла родить еще детей. Поэтому Зейн предпочитал не затрагивать больной вопрос.
– Жалко, – произнесла Иона с неподдельным сочувствием в голосе. Ее реакция была как бальзам на душу. Зейн так и не смог смириться. – Ну, зато у тебя были кузены.
– В детстве мы не очень часто виделись, – ответил Зейн, но на этот раз объяснять причины не стал. Он постарался забыть о своем гневе много лет назад, когда дед Эрнесто наконец вынужден был признать, что сын Марии, ребенок от презираемого америкашки, все же на что-то годится.
– А в каком возрасте у вас празднуют совершеннолетие? И как? – спросила Иона, поиграв соломинкой, затем зажав тонкую трубочку пухлыми губами.
– Это праздник для девочек. Отмечают в пятнадцать лет – считается, что в этом возрасте заканчивается детство и наступает юность. Мексиканская традиция.
– Значит, кинсеаньера Марикруз – в эту субботу?
– Да, вроде.
С чего вдруг они заговорили о празднике Марикруз? Зейн отвел глаза от прекрасных губ Ионы и попытался вернуться к интересующей его теме.
– Интересно, как твоего отца угораздило связаться с Демарестом?
Губы Ионы дрогнули, и улыбка исчезла.
– Не важно.
– Мне просто любопытно.
При виде того, как напряглась Иона, Зейн попытался сдержать угрызения совести. В их случае требовать ответа вполне справедливо. Он снова опустил взгляд на декольте. Да, с Ионой сосредоточиться на теме разговора непросто. Зейн отпил глоток пива.
«Надо держать себя в руках».
– Почему не хочешь отвечать? Что-то скрываешь? – спросил Зейн.
– Он зашел в наш сувенирный магазин, – произнесла Иона. Лицо застыло,
– Ты ведь, кажется, там работала? – произнес Зейн.
Иона вспыхнула, видимо пожалев о недавней откровенности.
– Иона, почему ты не сказала правду о своих отношениях с Демарестом? Почему не рассказала, как он с тобой обошелся?
Иона застыла, от потрясения взгляд точно остекленел.
– Боялась, что буду тебя осуждать? – уже мягче прибавил Зейн.
И тут, к его полной растерянности, по щеке Ионы покатилась одинокая слезинка.
Черт, видимо, все еще хуже, чем он думал.
Иона смахнула слезу и резко встала.
– Да пошел ты знаешь куда, Монтойя? – прошептала она, дрожа от гнева.
Что ж, пусть лучше злится, чем плачет. Но обрадовался Зейн рано: Иона вдруг швырнула салфетку на стол и, лавируя между столиками, решительно направилась к выходу.
– Ты куда? Вернись! – крикнул Зейн.
На него стали оборачиваться, но Иона даже шаг не замедлила.
Достав из кармана кошелек, Зейн швырнул на стол пачку купюр и кинулся за ней.
Спрашивается, куда ей здесь идти?
Иона выбежала из ресторана, не обращая внимания ни на любопытные взгляды людей в очереди, ни на оклики Зейна.
Сейчас ей больше всего хотелось его придушить. Это она и сделает, если он только посмеет к ней прикоснуться…
– Да что ж за наказание такое?..
Не успела Иона услышать эту фразу, как ее талию обхватила крепкая рука, а к спине прижался мускулистый торс.
Иона развернулась, занеся руку для удара, но Зейн перехватил ее кулак на полпути к собственной челюсти.
– Да успокойся ты.
– Не успокоюсь! – прокричала Иона. Ярость помогала заглушить боль и унижение. – Не трогай меня, – прошипела она, высвободив руку.
Предательская, хотя и непроизвольная реакция собственного тела – напрягшиеся соски, возбуждение, нарастающее внизу живота, – только усиливала унижение.
– Мисс, помощь не нужна?
Вежливый вопрос заставил их с Зейном обернуться. Оказывается, на выручку Ионе пришел старичок.
– Этот мужчина к вам пристает? – спросил он уже более робко. Видимо, свирепый взгляд Зейна заставил спасителя пожалеть о благородном порыве.
– С ней все в порядке, – процедил Зейн и только потом сообразил, какую глупость ляпнул. Конечно, со стороны Зейна Монтойи Ионе не грозит никакой опасности… если не считать душевных ран. – Я полицейский.
– Хорошо, – поспешно кивнул «рыцарь». – Извините за беспокойство, офицер.
И старичок поспешил обратно в очередь, к своей жене. Наверняка пожалел, что связался.
– Зачем соврал? – выпалила Иона. Между тем Зейн тащил ее в сторону парковки, прочь от океанского берега и чужих взглядов. – Ты же не полицейский!