Опасная близость
Шрифт:
– Я совершил нечто непростительное, – вдруг выпалил Зейн. – И она ушла. Теперь не могу ее найти.
Мария кивнула.
– «Она» – это Иона?
– Да, – кивнул Зейн и смутился, когда голос его дрогнул.
– Значит, ты ее любишь?
Зейн опустил взгляд на руку Марии, на золотое обручальное кольцо, которое Тэрри надел ей на палец десять лет назад. Маму к алтарю вел гордый Зейн. При этом воспоминании он вдруг осознал, что собственные чувства его не пугают. Впрочем, какая теперь разница?
–
И что же ты такого натворил?
Зейн покачал головой. В горле встал плотный ком. Зейн не мог рассказать, что произошло, иначе Мария поймет, что, несмотря на все ее старания, сын вырос таким же негодяем, как отец.
Но тут прохладные пальцы Марии взяли его за подбородок. Зейн был вынужден посмотреть матери в глаза.
– Это что, имеет какое-то отношение к твоему отцу?
Зейн потрясенно отпрянул. Такого он не ожидал. Даже не сумел скрыть удивление. Да, у Марии всегда была хорошо развита интуиция, но когда она успела научиться читать мысли?
– Даже говорить о нем не хочу.
– Знаю, – вздохнула Мария. – Но тебе не кажется, что уже давно пора?
– Нет. Не могу.
– Почему?
От неожиданности Зейн ответил правду:
– Потому что я все знаю! Знаю, что он тебя изнасиловал. И не хочу лишний раз об этом слышать.
Так что спасибо, мне отлично известно, при каких обстоятельствах я появился на свет.
– Что?.. – Мария разом побелела как полотно. – Откуда ты знаешь?..
– Когда он пришел в коттедж, я все видел. Он снова хотел сделать то же самое. А еще я слышал, что он сказал.
– Ах, Зейн, – мама крепко сжала его руку в своих, – я не знала, что ты там был, иначе сразу бы все объяснила. Почему же ты ничего не сказал?..
– Не мог. Просто не мог, и все. – Зейн отстранился, снова сгорая от бессильного гнева, горечи и отвращения к самому себе. И наконец отважился задать вопрос, который мучил его долгие годы: – Как ты можешь меня любить после этого?
– Прекрати. – Мария встала и, прижав его к себе, принялась успокаивающе гладить по голове.
Зейн ощутил такой родной и знакомый аромат магнолии.
– А теперь послушай, что я тебе скажу.
Постепенно нервная дрожь улеглась. Его успокоил твердый голос матери.
– Да, он меня изнасиловал, но все не так просто, как ты думаешь. Я была молода и глупа, а он – красивый, образованный мужчина… Вот я и влюбилась, хоть он был и женат. Заметила, что тоже ему нравлюсь, и принялась кокетничать, всячески поощряла его знаки внимания. Но когда он пришел ко мне в комнату, испугалась. Попросила уйти, но он не послушал.
Мария взяла лицо Зейна в ладони.
– Нет, я не считаю, будто сама во всем виновата. Он оказался безжалостным, эгоистичным, жестоким человеком и воспользовался моей наивностью. Но хотя в тот момент я испытывала
Зейн покачал головой. Слушать Марию было невыносимо.
– Потому что у меня появился ты.
Зейн снова отпрянул.
– Не надо меня успокаивать. Я больше не ребенок и прекрасно понимаю, что сломал тебе жизнь.
– Зейн! – Глаза Марии были полны боли, и ему невольно стало стыдно. – Не говори так. Не смей! Это неправда! – Мария положила руки ему на плечи. – Наоборот, ты лучшее, что у меня есть. – Мария заговорила громче: – Это было первое, что я подумала, когда впервые увидела тебя после длившихся целые сутки родов. И то же самое подумала, когда в восемь лет ты подрался и тебе сломали зуб. Пришлось отдать стоматологу триста долларов. – Мария чуть встряхнула Зейна, будто надеясь, что таким образом сумеет лучше донести смысл своих слов. – И когда ты начал встречаться с первой девушкой, этой паршивкой Мэри-Лу, которая якобы в шутку называла тебя мексикашкой.
– Ты знала про Мэри-Лу? – выдавил готовый провалиться сквозь землю от стыда Зейн.
Мария лишь отмахнулась.
– Даже когда ты избил Нейта только за то, что он объявил себя твоим братом, я думала только о том, как люблю тебя.
По щеке Марии скатилась одинокая слеза, и Зейн пристыженно опустил голову, удивляясь, как многолетние стыд и гнев мгновенно уступили перед сметающей все на своем пути силой материнской любви.
И сейчас я восхищаюсь и горжусь тобой, – прошептала Мария. – Горжусь, что у меня такой взрослый, сильный, красивый сын, который всегда старается поступить как лучше, но не умеет отличать лучшее от худшего.
Мария погладила Зейна по щеке.
– Согласна, в обстоятельствах твоего появления на свет приятного мало. Но ты ни в чем не виноват. Мы оба не виноваты. И если этот человек твой отец, это не значит, что ты будешь поступать, как он. Нейт же совсем другой. И Брендон тоже. Подумай над этим, Зейн. Из-за каких-то глупых предубеждений отталкиваешь и брата, и племянника. Может, и детей заводить не будешь, чтобы в их жилах не текла его кровь? Неужели сам не понимаешь, как это нелепо?
Зейн тяжело вздохнул.
Иона права. Давно надо было поговорить с мамой. Это избавило бы его от стольких лет невыносимых страданий.
– Да, умеешь речи произносить, – наконец выговорил он.
– Если бы знала, что ты все слышал, произнесла бы эту речь еще двадцать лет назад, – ответила Мария, еще раз погладив Зейна по щеке и вернувшись на свой стул.
Зейн робко улыбнулся:
– Теперь жалею, что раньше не рассказал.
– Да, но такой уж вы, мужчины, народ. – Мария рассмеялась, но вдруг снова посерьезнела. – А теперь рассказывай, что случилось с Ионой.