Опасная игрушка
Шрифт:
— Ну не в поезде же? — пробормотал Мишка.
Я села на скамейку и приложила к ранке носовой платок, смочив его дезодорантом. Ничего другого для дезинфекции придумать было нельзя.
— Если не «расколешься» сейчас, где пистолет, я тебя на ремешки порежу. Мне терять нечего, правильно. Из-за тебя, сука, брата Федьку менты повязали, а на нем «мокруха» висит. Говори, падла! — Мишка чуть не бился в истерике, и я серьезно стала бояться за свою жизнь. Сергей и удержать подонка не успеет.
— Пистолет я оставила в автоматической камере хранения
Они изумленно уставились на меня:
— Но зачем?
— Знала, что вы будете меня преследовать и нападете. А так я позвоню в Питерский угрозыск и скажу…
— Ты, б…ь, скажешь сейчас мне, — мертвым тоном произнес Мишка и приставил нож к моему горлу. Надавил слегка. Я поняла, что через секунду могу расстаться с жизнью.
— Номер камеры 2415.
— Код?
— Три, пять, восемь, девять, семь…
Сергей записал все это на листочке, отвел от моего горла Мишкину руку с ножом и сказал:
— Не думаю, чтоб перед смертью так врали… Давай, Михаил, лети в Питер и бери пистолет на вокзале. Но если его там не будет, — он угрожающе посмотрел на меня, — я сам тебя прибью, не дожидаясь Мишки. Я ведь тоже влип в это дело по уши, — как-то обреченно добавил он.
— А ты что, останешься? — спросил Угланов.
— Конечно, надо Таньку пасти, чтобы в Питер ментам не позвонила или еще чего не выкинула. Поеду с ней в Тарасов и буду там завтра у Кульбицкого ждать твоего звонка.
— Годится, — сказал Миша. — Теперь надо эту сучку до поезда доставить, чтоб не сбежала. Держи нас под руки, — приказал он мне, — как только выпустишь, прирежу.
Я вздохнула обреченно, выполнила все требования Мишки, и, представляя собою достаточно комическое зрелище, мы, плотно прижавшись друг к другу, двинулись к метро. В метрополитене, правда, пришлось разъединяться, но я, конечно же, не собиралась бежать.
Так мы прокантовались почти до самого отхода поезда. Мишка в авиакассе купил себе билет до Питера. Я внутренне позлорадствовала, представив, как он будет корячиться возле камеры. Наберет код, дверца не откроется. Он потратит час, потея и матерясь, пытаясь подобрать нужное сочетание цифр… В истерике начнет лупить кулаком по металлической дверце, станет ее выламывать. Хорошо бы, если б в этот момент его повязала милиция! И самое смешное: он будет считать, что я его обманула с кодом, но пистолет действительно лежит в камере.
При этой мысли я не смогла сдержать улыбку. Мы стояли на перроне перед посадкой, и оба подельника подозрительно уставились на меня:
— Чему это ты, сука, радуешься? Что, наговняла нам всем, да? Ничего, дойдут до тебя мои руки, потом х…й, потом нож, — мрачно заявил Мишка и, махнув рукой «ученому», пошел в сторону метро.
…А мы вошли в вагон, и я обнаружила, что это опять СВ. Я не видела, как менял мой и покупал билет для себя Сергей, но поняла, что сделал он сие не случайно.
— Думаешь вышибить из меня слезу от воспоминаний о наших лучших часах? — презрительно спросила я, усаживаясь
— Нет, просто люблю комфорт и безопасность. А ты вместо презрения могла бы поблагодарить меня…
Я даже привстала:
— Что-о-о? Ты совсем очумел от жары, да?
— Нет, говорю вполне серьезно. Я спас тебе жизнь! — Он потупился.
— Благодетель, отец родной! — я зашлась в кашле.
— Ты думаешь, я поверил твоей байке насчет камеры хранения? Не такая ты идиотка, чтобы так просто отдаться нам в руки и все выдать.
— И что дальше?
— Но если б я не урезонил Мишку, сделав вид, что верю тебе, — он бы тебя точно зарезал.
— И у тебя хватает совести после того, как ты меня предал, продал и окунул во все это дерьмо, говорить мне о благодарности?! — я уже просто не находила слов.
— Я не предавал…
— Ого! А как, по-твоему, это все называется?
— Дело в том, что они были готовы убить тебя и забрать документы еще на пути в Питер.
— …А ты, значит, ведя тонкую двойную игру, сохранил мне жизнь? — я усмехнулась.
— Можешь мне не верить и даже издеваться, но я сделал для тебя все, что было возможно в данной ситуации. В результате ты цела-невредима, да и «пушку», я уверен, доставишь куда надо.
— Если б я не отняла ее у тебя…
— …То я бы тебе сам отдал ее, разделавшись с этими уголовниками… — Он помолчал и тихо добавил: — Я ведь и вправду тебя полюбил и жениться намерен серьезно…
— Я так устала и вымоталась! Даже если ты на этот раз не лжешь, у меня уже не хватает сил все понять и принять… Пока… Вот доберусь до дома, подумаю, проанализирую… Ты причинил мне страшную душевную боль, мне надо прийти в себя.
С этими словами я легла, отвернулась к стенке и проспала, не вставая, до самого Тарасова.
Утром мы с Сергеем почти не разговаривали. Он печально и с чувством, не отрываясь, смотрел на меня, а я… Мне хотелось верить тому, что он говорил накануне. Но должно было пройти время. И закончиться эта эпопея.
…По прибытии я первая выскочила из нашего вагона и, догоняемая едва поспевавшим за мной Сергеем, побежала к шестнадцатому вагону.
Слава богу! Неподалеку от толпы выгружающихся-встречающих стоял самолично Владимир Евгеньевич Заводный, и я радостно подбежала к нему:
— Здравствуйте, как здорово, что вы пришли! Значит, до вас дозвонились?
— Да. Я, признаться, удивился…
— Успеем еще поговорить, пойдемте к проводнику.
Проводница, молоденькая девчонка, услышав его фамилию, сказала: «А, сейчас» — и извлекла из-под нижней полки сверток, на котором было написано: «Заводный». Я дала ей десять долларов — и она несказанно удивилась столь необычной щедрости.
Бедная, знала бы ты, какие деньги (условно говоря) лежат в этом свертке!
Мы вышли на солнечный перрон. В родном городе стояла все та же жара. У меня возникло ощущение, что я никуда не уезжала. А с другой стороны — что отсутствовала тысячу лет.