Опасная красота. Поцелуи Иуды
Шрифт:
Это был нежно-пудровый запах груши, малины и розового перца, запах гардении и цикламена. Это был аромат, в который я влюбилась с первого вздоха. Ведь духами я не пользовалась — хорошие стоили для меня слишком дорого.
Я видела, как вспыхнули темно-красным зрачки Кастора Троя и как он вдохнул мой запах снова.
И я видела, как посмотрел на него Коул Тенер. А потом перевел свой взгляд на меня.
На протяжении всего моего танца Его Высокопреосвященство сидел в самом центре ряда, не шелохнувшись, подобно каменному изваянию. Он смотрел как будто сквозь меня, как будто
Напутствие, данное мне Сабиной Альмади, было убийственным, саморазрушительным, неправильным, попросту вредным. Но оно, как яд гадюки, проникло в меня, потекло по венам. Позади всех этих лиц мне маячило ее красивое лицо с уродливым шрамом — разумеется, ее бы ни за что не пустили в этот зал — для суровых нравственников она была преступницей, низшим элементом общества.
Но ее шепот стоял у меня в ушах.
Малиновый вихрь, в котором я кружилась, под неприличные и такие чувственные вдохи и выдохи певицы… Малина и лед — слишком сладко, слишком обжигающе, слишком пикантно…
Опустившись на колени, я перекинула волосы на правое плечо и поползла, глядя прямо в студеные синие глаза кардинала.
Квадратики четок градом брызнули из-под его пальцев. Двенадцать смертных грехов разлетелись, задорно запрыгали по плиткам пустого пространства перед сценой. Офицер Гурвич ахнула и ринулась на карачках ловить их кверху своей весьма объемной филейной частью, обтянутой форменной серой юбкой.
А в следующее мгновение Коул Тернер поднялся, прямой и совершенно безэмоциональный в своем черном кителе, и музыка тут же захлебнулась, оборвалась на полуслове — ответственный за звук судорожно надавил на клавишу «Стоп».
Малиновый вихрь…
Малина и лед…
Слишком сладко на губах…
— Достаточно, — скупо сказал Его Высокопреосвященство, а остальные замерли, похоже, ожидая, что он сейчас велит арестовать меня и судить за то, что пошла против морали и нравственности.
Но Тенер молчал, и одинокие аплодисменты как ножом резанули абсолютную тишину, воцарившуюся в зале. Хлопал Кастор Трой.
Он хлопал мне, и, поймав его кривую ухмылку, похожую на оскал шакала, я поняла, что совершила большую ошибку.
Поняла, что пропала.
— Спасибо, мисс Калдер! — проговорил Шенк, как-то странно улыбаясь. — Спасибо, мы видим, что уроки мисс Альмади не прошли для вас даром. Нам нужно посовещаться, чтобы принять решение. Нужно обсудить. Выражаем огромную благодарность, что жертвуете ради высокой миссии самым дорогим, что есть у женщины — репутацией, разумеется.
Если он думал, я не пойму его намека, что мне, от греха подальше, пора отсюда скрыться, зря его назначили комиссаром полиции.
По ступенькам черной лестницы, которая выходила практически прямо к моему архиву и которой сотрудники полиции пользовались довольно редко, я просто бежала.
Бежала, запахнув на себе свое пальто и молясь о том, чтобы поскорее переодеться в свою обычную одежду и смыть косметику с лица. Бежала, умирая от страха, что меня кто-то увидит, и… от чего-то еще, непонятного, обжигающе-холодного, как будто мне вкололи двойную дозу ледокаина. Бежала, прижимая ладони к покрасневшим щекам и задыхаясь — практически как намеренно задыхалась в микрофон певица, которая пела про малиновый вихрь.
Я не знаю, каким образом ему удалось это — ведь они сейчас должны были совещаться, но на пролете между четвертым и третьим этажом он преградил мне дорогу.
Взявшись одной рукой за перила, а другой за стенку, сделал несколько быстрых шагов по ступенькам мне наперерез.
Инстинкт загоняемой хищником жертвы помог мне среагировать почти мгновенно. Развернувшись, я рванула вверх, но он поймал.
Разумеется, Кастор Трой не был Кастором Троем, если бы меня не поймал… Набросился со всей своей дурной силой и впился в мои пересохшие губы своими чуть влажными горячими губами.
Я укусила Троя за нижнюю, и с неведомо откуда взявшейся силой отпихнула его, даже почти сумев вырваться.
— Зайчо-о-онок, — с жуткой лаской протянул он, сплюнул кровь, а потом, сатанея, подхватил меня за бедра и усадил на перила.
Пальто разошлось, обнажив мою оголенную шею, полушария грудей в шелке корсета и кружевные полоски чулок. Но мне, честно говоря, сейчас на это было наплевать — за моей спиной была бездна в три этажа, я опасно балансировала на тоненькой жердочке перил, и единственное, за что могла схватиться, чтобы не упасть — ненавистный офицер Трой.
Я обхватила его широкие плечи, впившись ногтями, прижалась, что есть мочи, сгорая в его полыхающих темных глазах, которые были близко, слишком близко. Я видела в них себя, летящую вниз, вниз, вниз.
— Залижи, — сказал он, и уголок его окровавленных губ дернулся в жутковатой усмешке.
Это был Кастор Трой. И он мог толкнуть меня вниз. Сказал бы потом, что моя чистая душа не выдержала непотребства, к которому меня фактически принудил Тернер, вот я и бросилась в пролет. Ему бы сошло это с рук, я знаю.
Проведя кончиком языка по его нижней губе, я почувствовала вкус его крови. Я не была вампиром, а он, насколько я знала, был вампиром лишь наполовину, мог вообще обходиться без употребления красных телец в пищу и, по слухам, вроде как был к ним равнодушен. Лизнула ранку еще и еще раз — она была сладко-соленой, горячей и липкой.
— Золотко, признаю, я тебя недооценил, — выдохнул он мне в губы, держа меня над пропастью только одной рукой — вторая скользнула мне между ног, где было так же липко, горячо и мокро.
Его язык протолкнулся в мой рот и сплелся с моим языком — поцелуй со вкусом крови, которая отдавала мне малиной и перцем, и которую я судорожно глотала, я глотала его, задыхаясь от этого ощущения наполненности и сплетения в моем рту и падая. Падая, судорожно вцепившись в проклятого всеми богами мужчину, который терзал мой рот и которому я отвечала со всей страстью, на которую была способна…