Опасная красота. Поцелуи Иуды
Шрифт:
Поглаживания сменились болью, когда кто-то резко дернул меня за волосы, обмотав ими ручку каталки, на которой я лежала. В ужасе я закричала, а затем увидела прямо над собой перевернутое лицо, которое в первое мгновение даже не узнала — настолько оно было пугающим.
Плоский блин с растянутыми в ухмылке губами, обнажающими белые, крупные, как лопаты, зубы, блестящая кожа с крупными порами, и маленькие глазки, которые горели такой яростной, всепоглощающей ненавистью, что я заледенела.
Но склонившееся надо мной чудовище не имело никакой
Это была сестра Анежка Гурович.
И всем своим видом она внушала оторопь.
— Он хотел тебя спасти, — брызгая слюной, выдохнула она. — Ну разумеется, он хотел спасти свое любимое маленькое чудо, свою драгоценную крошку! Никто и никогда не догадался бы о том, какую дьявольскую комбинацию он провернул ради твоего спасения… Но он просчитался, потому что я все поняла. Все-все поняла! Анежка Гурович, а что Анежка Гурович? Глупая безмозглая корова! Так вы называете меня, да? Жирная Гурович! Вонючая Гурович! Ну разумеется, куда этой уродке Гурович до такой гладкой и сладенькой сучки, как ты?
По ее щекам крупным горохом катились слезы, а в следующее мгновение я увидела в пальцах-сардельках рукоятку тяжелого мясницкого ножа с острым лезвием.
— Ты! Ты отняла его у меня! — взвизгнула офицер Гурович. — Все, что мне было нужно — просто быть рядом с ним и тихонько любить его! Быть ему полезной! Преданно служить ему и его делу, удостаиваясь иногда его благодарности! Но ты все разрушила! Ты разрушила мою жизнь, ты хоть это понимаешь? Блудливая, нечистая, похотливая тварь! За что он тебя полюбил? За что? Почему тебе досталась это? Почему именно тебе, недостойной сифозной шлюшке? Ну почему?
И сестра Гурович разразилась бурными рыданиями, от которых тесак в ее руке заходил ходуном. Воспользовавшись тем, что в своем негодовании и праведном гневе она, кажется, позабыла обо всем на свете, я соскользнула со стола и сделала несколько неверных шажков к выходу из секционной.
Пока Анежка забылась в своем горе, нужно убираться от нее и как можно скорее!
Мне нужно выбраться отсюда, потому что все пугающее, с чем я сталкивалась до этого, ни в какое сравнение не идет с ней.
С ней — этой жутковатой, отталкивающей и явно не вполне нормальной женщиной, которая с нечеловеческой ненавистью взревновала ко мне Коула Тернера.
— Стой, — послышался прямо за моей спиной ее совершенно спокойный и хладнокровный голос, как будто она не ревела минуту назад, захлебываясь слезами и соплями. — Стой, иначе прямо сейчас этот тесак войдет в твою спину, как в масло! Знаешь, я выросла на ферме, и мой дедушка с детства учил меня забивать и освежевывать свиней. Ты мало чем отличаешься от грязной свиньи, шлюха, поэтому можешь не сомневаться — я не промахнусь!
Дрожа, точно в лихорадке, я медленно обернулась, чтобы встретить спокойный взгляд Анежки Гурович.
— Ты заплатишь за то, что встала между мной и им! — обдавая меня своим несвежим дыханием, промолвила она. — Ты пожалеешь, что не сдохла вчера.
И она сдернула с соседнего стола простыню, открывая обнаженное тело мертвого мужчины, лежащего на металлической каталке. Его лицо с закрытыми глазами было спокойным и благостным — тем страшнее выглядело то, что находилось ниже — изувеченное, исковерканное, изуродованное мясо. Кто бы не совершил над ним такое — он явно был не в себе.
Приглядевшись, я узнала закостенелое, изжелто-восковое лицо мертвеца — это был Игнацио Касимиро, мой несостоявшийся клиент.
Не в силах смотреть, попятилась, и в следующую секунду с ужасом увидела, что его изрезанный половой член стоит.
Это было настолько дикое и отвратительное зрелище, что меня кинуло в дрожь.
— Посмотри, какой красавчик, шлюшка! — хихикнула сестра Гурович. — Я вколола ему “Тестан”, чтобы его стояк смог удовлетворить… твоею золотую дырку. Она же у тебя золотая, раз на нее все так западают, не правда ли? Давай, садись на него! Живо!
Матерь божья, чего эта сумасшедшая женщина от меня хочет?
Чего?!
— Что? — просипела я, опершись о стол, на котором лежала — ноги просто не держали. — Что?
А в следующее мгновение тесак, зажатый в руке Анежки Гурович, опустился на металлическую столешницу в миллиметре от моих пальцев.
— Да ладно, когда это ты стала такой непонятливой, крошка? — то ли кривляясь, то ли серьезно, сестра вылупила глаза. — Я хочу посмотреть, так ли ты хороша в ебле, а так как никого больше рядом нету, уж прости… Тебе придется продемонстрировать свои умения на нем. Не так он и плох… Довольно симпатичен… На лицо… Правда, увы, мертв, но твоей ненасытной щелке ведь все равно, что в нее засовывается? Сбрось эту простыню и садись на его член! Живо!
У меня и в обычное время было очень мало шансов против полной, коренастой сестры Гурович, а сейчас, когда я была так слаба и с трудом передвигалась, они и вовсе стремились к нулю.
Но темный ужас перед этой безумной женщиной и тем, что она задумала, придал мне капельку мужества.
Собравшись с последними силами, я схватилась за каталку и что есть мочи пихнула ее на офицера Гурович, сшибив ее с ног, а затем бросилась прочь.
— Помогите! — позвала, выскочив в коридор. — Помогите, пожалуйста!
Но он оказался пуст.
Этой ночью в морге почему-то не оказалось даже дежурного, хотя, возможно, она его убила. Я бы не удивилась, если это оказалось правдой.
Ни единой живой души не было в полутемных мрачных коридорах, по которым я бежала, в панике толкаясь в закрытые двери и отчаянно ища место, где могла спастись от сестры Анежки Гурович с большим тесаком в руках, которая, как неубиваемый монстр, очевидно, уже выбралась из-под каталки.
Бежала — мне казалось, что бегу, хотя на самом деле я еле-еле передвигалась, понимая: я просто-напросто не успею добраться до выхода. Мне нужно затаиться, спрятаться…