Опасная любовь
Шрифт:
— Что значит «не могу позволить себе отдыхать»? — с тревогой в голосе переспросила Натали. — По-моему, твои дела идут успешно.
— Так и есть!
— Так почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней?
— Потому что моя безупречная репутация — не единственная причина, по которой я получила подряд на реконструкцию Белмонт-Хауса. Видишь ли, я согласилась на смехотворно низкую цену, чуть ли не в убыток себе.
— Но ты ведь сумеешь выполнить условия контракта? Подумать только, столько времени добиваться признания!..
— Я твердо намерена уложиться в бюджет и в сроки, — торжественно
— И при этом загнать себя в могилу?
— Если понадобится — да!
Натали вздохнула. Ее раздирали жалость, гордость и восхищение. С виду Андреа напоминала фарфоровую статуэтку, но под хрупкой внешней оболочкой скрывалась прочная сталь, закаленная временем и невзгодами. Андреа вышла замуж в восемнадцать лет, через две недели после окончания школы, за человека, который был убежден, что ее работа — сидеть дома и заботиться о семье. Ради него Андреа отказалась от дальнейшей учебы. Стремясь обрести вечное счастье в уютном доме, рядом с преданным мужем, она охотно согласилась на все его требования.
В течение одиннадцати лет Андреа успешно играла роль преданной, заботливой и любящей жены. Она сидела в библиотеке и печатала диссертацию мужа, благодаря чему тот получил диплом. Она устраивала чудесные вечеринки, чтобы помочь его карьере. Она бывала в опере вместо кино — потому что ее муж предпочитал именно оперу. Она одевалась по его вкусу, думала так, как хотел он, и ни разу не превысила недельный бюджет семьи. Но едва их третий ребенок вырос из пеленок, муж бросил Андреа и сбежал с секретаршей. За одну ночь Андреа потеряла все, что имело для нее значение: мужа, дом, достаток, положение в обществе и уважение к себе. Ей остались только дети.
У нее не было ни навыков, ни опыта работы, алиментов же едва хватало на еду. И Андреа, тщательно изучив все возможности, которые предлагала жизнь женщинам в ее положении, решила, что ей прежде всего необходима надежная профессия.
И вот теперь, девять лет спустя, женщина, которая некогда гордилась своими пышными суфле и безупречно отутюженными рубашками мужа, целыми днями укладывала водопроводные трубы, работала молотком, сражалась с фасонными деталями, которые весили едва ли не больше, чем она сама. Но именно благодаря упорной работе и мужеству, порожденному отчаянием, Андреа сумела создать новую жизнь для себя и детей. Она строго следовала профессиональным правилам, доводила себя до изнеможения и превосходила саму себя.
Стоит сделать неверный шаг — и ей придется начинать все сначала.
Натали чуть было не заговорила о том, что Андреа незачем так напрягаться, незачем подвергать опасности свое будущее, что родные будут счастливы помочь ей, но она знала: сестра все равно поступит по-своему.
— Неужели эта работа так важна для тебя, что ты готова пойти на риск? — спросила Натали.
— Ты же сама все понимаешь, — негромко отозвалась Энди. — Когда реконструкция будет завершена, благодаря рекламе я уже смогу выбирать работу, а не искать ее. По крайней мере я надеюсь на это, — добавила она, машинально постучав по деревянной панели, чтобы не сглазить.
— В таком случае тебе следовало показать это безобразие бригаде, — Натали указала на запачканную краской стену. — До сих пор этот негодяй доставлял тебе
Энди уже думала об этом. Как любой опытный подрядчик, в своих расчетах она сделала поправку на непредвиденные расходы, но эта поправка была слишком мала. Одна-единственная ошибка могла стоить ей не просто затрат времени или денег. Однако другого выхода она не видела.
— И что же ты предлагаешь? — спросила Энди.
— Нужно заявить о случившемся в полицию, — ответила Натали. — Пусть поймают этого мерзавца!
— Ты хочешь, чтобы папа узнал об этом, едва заявление окажется в полиции? Он сейчас же примчится сюда с целым отрядом полицейских, пытаясь защитить меня и обращаясь со мной словно с хрупкой фарфоровой вазочкой! Нет уж, спасибо. — Она вздернула подбородок. — Я справлюсь сама!
— Андреа, это вандализм! Вторжение на чужую территорию и взлом! Надеюсь, у тебя нет привычки оставлять двери на рабочих местах незапертыми?
— Конечно, нет.
— Тогда тот, кто это сделал, виновен сразу в нескольких преступлениях. Кто знает, что он еще способен выкинуть!
— По-моему, им движет зависть. Он досадует на то, что проиграл женщине, и дает мне это понять. Он хочет, чтобы я с перепугу ретировалась обратно на кухню или туда, где, по его мнению, самое место женщине. Если я подниму шум и обращусь в полицию, он начнет злорадствовать — ведь именно из-за него я нервничаю. Значит, я, как и все женщины, слаба, и меня можно поставить на место. Но если я не буду обращать на это внимание, он ничего не добьется и отступит!
— А если он этого не сделает? — допытывалась Натали. — Если твое пренебрежение только раззадорит этого негодяя? Что, если он решит встретиться с тобой нос к носу? Думаешь, ты и в этом случае справишься с ним в одиночку?
— Ничего подобного не произойдет! Тот, кто пачкает стены, — все равно что эксгибиционист. Он радуется, видя испуг жертвы, но, если жертва никак не реагирует, игра заканчивается. На большее он никогда не решится.
— Ошибаешься!
Энди покачала головой.
— Вряд ли! Человек, который испортил эту стену, — не преступник. По крайней мере по его мнению. Он наверняка полностью оправдывает свои действия. Я знаю таких людей, — Энди положила руку на плечо сестры. — Знаю, как они мыслят, — потому что с ними мне приходилось работать бок о бок на десятках строек.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто это натворил? И молчишь? Энди, это безумие!
— Откуда мне знать? Я имела в виду совсем другое. Яхотела сказать, что тот, кто сделал это, — Андреа указала на стену, — похож на моих коллег — тех самых, которые оставляли для меня непристойные фотографии, прятали вибраторы в мою сумку с инструментами или взваливали на меня самую трудную и грязную работу, от которой отказываются даже подсобные рабочие, а затем со злорадством ждали от меня жалоб и слез. Но я ни разу не пожаловалась! И не расплакалась! Я просто делала свою работу. Вскоре меня оставили в покое. То же самое произойдет и здесь. Если я ничем не выдам раздражения, ему вскоре надоест пакостить.