Опасная находка
Шрифт:
— Эрин, не беспокойся об этом, это нормально. Сосредоточься на человеке, которого ты сегодня видела. На фактах. Этот Патрик, скорее всего, из СО-15. Не знаю, возможно, они оценивали некую вероятность того, что ты передаешь информацию в тюрьмы или вроде того. Я хочу сказать, твой отец ведь живет в Саудовской Аравии, верно?
Я отвечаю ему тяжелым взглядом. Мы не говорим о моей семье. Странно, что сейчас он поднял эту тему.
— Эрин, полиция должна рассматривать такие вероятности, даже если тебя не подозревают. Они обязаны хотя бы проверить их. Было бы просто смешно, если бы полиция не начала тебя проверять. И в свете этого, милая, я серьезно думаю, что тебе стоит оставить историю Холли. Просто забыть о ней. На Холли сейчас сосредоточено слишком
И снова он прав, конечно же. Они захотят узнать, почему мы на прошлой неделе летали в Швейцарию. И кто вдруг решил выплачивать мне ежемесячные гонорары.
— Ладно, — неохотно киваю я.
— Хорошо. Оставь историю Холли, вычеркни ее из фильма, прекрати копаться в этом деле, отстранись от него. — В его голосе звучит окончательная решимость. Он предельно ясно дает понять, что иного выхода нет.
Последнее, что я слышала от Энди и СО-15, это то, что они получили запись с камер видеонаблюдения: Холли и Эш вышли из аэропорта в Стамбуле и сели на автобус до Газиантепа, турецкого городка неподалеку от границы с Сирией. Дело приняло серьезный оборот.
— Считай, что оставила.
Я падаю на диван напротив Марка. В голове сумбур. Я вернусь к Холли, как только ситуация наладится. Но что-то в мыслях никак не укладывается. Я не согласна с тем, что Патрик связан со старшим инспектором Фостером. Не думаю, что человек, с которым я сегодня познакомилась, вообще как-то связан с полицией. И не могу избавиться от мысли о том, что все сегодняшние события имеют отношение к сумке. Кто-то действительно приходил в наш дом. Даже если они не забрали фотографию, я уверена, что они тут были. Что бы ни говорил Марк. Да, я знаю, что кажусь параноиком. Возможно, владельцы самолета в курсе, что мы не мертвы. И теперь, возможно, им известно, что бриллианты все еще у нас, а телефон — в нашем доме. Да, правда, мы еще живы, но, возможно, они просто не спешат. Подбирают наилучший способ с нами расправиться. Я думаю о Шарпах: с Шарпами они не спешили. Потому что им нужно было представить их гибель как несчастный случай. Хотя не исключено, что с Шарпами действительно произошел несчастный случай. Марк, похоже, убежден, что это так.
Вечером, перед сном, Марк сидит на краю ванны с носком в руках и смотрит на меня, пока я чищу зубы. Я вижу, он хочет что-то сказать, но не знает, как сформулировать мысль. Он глубоко вздыхает.
— Милая, теперь волнуюсь я. И, пожалуйста, не пойми меня неправильно, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, но мне кажется, что для тебя все это немного чересчур. Сегодняшняя история с фото и автоответчиком… Эрин, ты же понимаешь, что за нами никто не явится, правда, милая? Никто за нами не следит, кроме полиции. И ты отказываешься признавать, как это опасно. Этот Патрик… С сегодняшнего дня тебе нужно перестать заниматься тем, что может привлечь к нам внимание, милая. Пообещай мне это, Эрин. Мне нужно, чтобы ты перестала делать то, что может заметить полиция. Мы и так очень близко подошли к черте. — Он смотрит на меня с нежностью. Я чувствую себя глупой и такой виноватой из-за того, в чем ему не призналась.
Марк беспокоится обо мне. Он беспокоится о нас. И продолжает:
— Ты спрашивала меня раньше, что, по-моему, нам стоит делать с бриллиантами, и я много об этом думал. Тебе это не понравится, я знаю, но я считаю, что мы должны их выбросить. Просто избавиться от них. Это превращается в какое-то безумие. Нам нужно сократить потери, перестать пытаться их продать, просто оставить их где-нибудь. Я сомневаюсь, что они стоят своего риска, особенно сейчас. У нас уже есть деньги, Эрин. Все хорошо. У нас достаточно денег. И мы должны остановиться.
Что-то вскипает во мне при этих его словах. Я не знаю почему, но он начинает меня раздражать. Я впервые чувствую раздражение от того, что говорит или делает Марк. Выбросить бриллианты? Да зачем же? Мы до сих пор отлично справлялись. А как же его бизнес, его планы, наши планы? Раньше он так переживал из-за финансов, почему это больше его не тревожит? Тех денег, что в Швейцарии, не хватит навечно, нам нужны и деньги от продажи бриллиантов, чтобы поднять на ноги его компанию и при этом ни в чем не потерять. Мы можем просто отложить бриллианты в сторону, разве нет? Зачем именно выбрасывать? Впрочем, если думать реалистичнее, вряд ли наступит день, когда мы сможем волшебным образом найти легкий способ их обналичить. И как только у нас появится ребенок, мы вообще больше не сможем рисковать. Либо мы попытаемся продать их сейчас, либо для этого станет слишком поздно.
Я смотрю на него, сидящего тут в боксерских трусах, с носком, который он все еще держит в руках. Я так его люблю. Он прав, это опасно, но я пока что не хочу сдаваться. Только не после того, как тяжело ему дались последние несколько месяцев. А что если, господи прости, его новый бизнес рухнет, как и все те перспективы вакансий, которые так и не материализовались? Нет, нам нужно продолжать. Только… осторожно.
— Ладно, хорошо. Да, я поняла твою точку зрения, Марк. Я понимаю, но можем мы, пожалуйста, попробовать еще один, последний раз? Я обязательно что-нибудь придумаю. Что-то безопасное. Просто дай мне еще несколько дней. Я и правда считаю, что сумею с этим справиться. Сумею. Разве конечный результат не будет лучше, если мы превратим в деньги и эти камни? — Я пытаюсь говорить с ним мягко и спокойно, но я не спокойна. И не вижу смысла сдаваться.
Марк ненадолго удерживает мой взгляд, а затем отворачивается. Он снова разочарован. Пытается скрыть разочарование, но я вижу это по глазам. Я подвела его, снова.
— Хорошо, — решает он. — Но на этом и все, договорились? Если и теперь ничего не выйдет, Эрин, ты остановишься? Пожалуйста, не продолжай, милая. Не продолжай давить.
Он не смотрит на меня после этого, просто встает и выходит из двери ванной. Отстраненный. Одинокий. Я чувствую, что этот разговор — первый искренний разговор за довольно долгое время, и ближе мы от этого не стали. Между нами пролегла трещина. Чем больше я говорю, тем шире она становится. Он знает теперь об Энди, он знает о Холли, он знает о Патрике. Я не могу просто так позволить ему уйти. Мне нужно снова свести нас вместе, мне нужно больше делиться с ним.
— Марк, ты правда думаешь, что они нас не ищут? — выпаливаю я. Он оборачивается, удивленный.
— Кто, дорогая? — Он выглядит искренне сбитым с толку.
Не знаю, почему я выбираю именно владельцев самолета, а не что-нибудь более ему близкое. Но только они приходят в голову.
— Те, с самолетом. Возможно, ты прав, возможно, я сошла с ума, но я чувствую, как что-то приближается ко мне, Марк, к нам. Не полиция. Возможно, что-то, о чем я до сих пор даже понятия не имела. Я не знаю. Да, пусть это звучит глупо и параноидально, и у меня нет ни малейших доказательств этому чувству, но я буквально ощущаю это во всем. Словно они лишь ждут чего-то. Я пока не вижу, но я уже чувствую приближение…
Моя решимость тает от взгляда на его обеспокоенное лицо. Я, наверное, изъясняюсь сейчас как полный псих. И если я сама это чувствую, мне действительно стоит все это прекратить — продажу бриллиантов, интервью с Холли и все прочее, как он и сказал. Но вместо того чтобы остановиться, я лишь погружаюсь все глубже и глубже.
Марк возвращается в ванную и сжимает меня в объятиях, я же роняю голову ему на обнаженную грудь, прислушиваясь к стуку его сердца. Он знает, что нужен мне.
— Они не охотятся на нас, Эрин. Кем бы они ни были, они никогда не смогут нас разыскать. А даже если бы могли, они считают, что мы уже мертвы. Милая, это не о них нам стоит волноваться. Нам стоит беспокоиться о расследовании СО-15. И этот так называемый Патрик — почти наверняка член команды Фостера. Подумай сама. Если бы Патрик каким-то образом был связан с сумкой, то полиция к этому времени уже заметила бы, что он ошивается поблизости, разве нет?