Опасная привычка заглядывать в окна
Шрифт:
Валерка провожал меня. Завтра, в субботу, я ехал в лес за городом, в пять утра нужно успеть на маршрутку. Материал в номер сдать не позже вторника.
Вчера, в конце газетного дня, когда полосы отправились в типографию и редакция разбрелась, кто куда, меня вызвал главный наш редактор Илья Леонидович, в кулуарах – Илюша,
– Жуков, – проникновенно сказал он, – в субботу поедешь в лес, сделаешь репортажик про травников, у них там коммуна. Я же тебе торжественно клянусь, – для большего эффекта он приложил руку к левой стороне груди, – что не буду тебя никуда дергать по выходным
Я и согласился. Потому что август только начинался, впереди много выходных. И провести их можно с пользой для души и тела. Правда, торжественным клятвам шефа я не очень-то верил, какой-нибудь аврал или что другое – и вызовет в выходные, к гадалке не ходи. И все-таки….
– О! – крикнул не остывший от «манички» Валерка, когда мы свернули в переулок в квартале от моего дома, где темные деревья шелестели от свежего ветерка. Здесь всегда дуло – аэродинамическая труба.
– Лампы – окнам! – констатировал Валера.
В окне первого этажа дома из красного кирпича внутри стояла лампа под зеленым абажуром. И свет ее был так уютен, что хотелось заглянуть в квартиру и убедиться, так ли там хорошо, как намекает лампа.
Что Валерка и сделал. Легко, потому как под окном лежала непонятная куча песка. Совершенно бесполезная. Здесь не было детской площадки, каких-то строительных работ. Просто дорога и узкий тротуар, где двое с трудом разойдутся.
Он оперся локтями о подоконник, шевелюра загорелась зеленым огнем. Яровой застыл, глядя в окно, а я закурил и глянул на небо. Завтра намечался отличный денек, звезды светили ярко, обещали солнечную погоду. Я покивал головой, собираясь сказать Яровому, как мне будет завтра здорово в лесу, может, там водоем какой есть, поплаваю. Валерка стоял, как зачарованный, уже минуты три, молчал, только свет лампы отражался в очках.
– Слезай! – ухватил я холодную, несмотря на теплый вечер, валеркину руку. Увязая во влажном песке, он свалился на меня.
Мы двинули к моему дому, и тут Валерку стало развозить. Я хотел было впихнуть друга в маршрутку и отправить восвояси. Но он так цеплялся за меня, ноги его не слушались, лицо заострилось, а изо рта вообще не выходило ничего членораздельного. Я плюнул в сердцах, сел в маршрутку вместе с ним. И далее довел Валерку до подъезда, втащил на пятый этаж, раскланиваясь с соседями, и оберегая его от собак, которых, как сговорившись, чинно выводили соседи на вечерний моцион.
Его мамы дома не было. Я сунул ему шесть таблеток активированного угля, продолжая удивляться, с чего его так развезло? Уголь он попытался хитро зажать в кулаке и не выпить. Я силой впихнул таблетки, вымазав ему губы черным. И еле успел на маршрутку. Спать мне оставалось часа четыре.
Дверь маршрутки мягко закрылась, я остался на влажном тротуаре, постоял, переминаясь и расправляя плечи, сбрасывая с них почти часовой путь. Денек был пасмурный, здания от дождя потемнели, но было летнее воскресенье, людей на улице много, от разноцветных зонтиков рябило в глазах. Медленно прошипел по воде проезжающий автомобиль. И по сравнению с лесом, где я пробыл всю субботу, здесь была привычная цивилизация, а вот воздух вдыхать было противно. Пока я был в лесу, в нашем городе прошел дождь, и очень посвежело, но дышали мы все равно выхлопами, никакой озон не помогал.
Дома я поставил на плиту чайник и позвонил Яровому. Мы расстались с ним позавчера, а, из-за моих приключений в лесу казалось, что давным-давно. Я с нетерпением ждал, когда он возьмет трубку, меня распирали лесные впечатления.
Трубку взяла тетя Люся – мама Валерки – и сказала неузнаваемым, каменным голосом, какого я у нее никогда не слышал,
– Витя, с Валерой совсем плохо, приезжай!
Я побежал на маршрутку, ее, конечно, не было, остановил проезжающее такси и долго смотрел на водителя, вспоминая Валеркин адрес.
Что значит плохо? Что значит без сознания? Почему? Когда мы расстались, он был совершенно здоров, только пьян как-то уж слишком.
Валерка лежал на диване изжелта-бледный, без сознания. Волосы облепили лоб мокрыми прядями, за впалыми висками угадывались кости черепа. Он был исхудавший, незнакомый. Грудь медленно поднималась, и каждый раз я, застывший над ним, как зачарованный, смотрел, вдохнет ли он еще раз. Тетя Люся с опухшими глазами сидела в кресле и время от времени спрашивала голосом, от которого мурашки шли по спине:
– У него ничего не болит. Он ни на что не жаловался. Просто ослабел, лег и уже полчаса без сознания… Что это, Витя?!
– Если б я знал, – я развел руками, на маму было страшно смотреть, – Скорую вызывали?
Выяснилось, что скорую она вызвала два часа назад, потом перезванивала еще и еще, но тщетно.
– Ему еще вчера плохо было, а сегодня совсем слег, – продолжала она тем же странным голосом. Всегда сдержанная, она и сейчас не изменила себе, а меня бросало то в жар, то в холод, пока я шел к телефону.
Терпеть не могу бряцать регалиями, но тут набрал 03 и голосом, который у меня припасен для секретарш и диспетчеров, произнес,
– С вами говорит заведующий отделом информации газеты «Выбор сделан» Жуков Виктор Иванович. – Говорил я раздельно, и не спеша. Чтобы диспетчер все правильно уяснила.
– Мой коллега, похоже, при смерти, – я как мог, приглушил голос, но тетя Люся услышала и коротко охнула, так, что у меня шевельнулись волосы. Я не хотел даже представлять, что Валерка умрет. Чушь какая, в тридцать два умирать!
– Адрес?
Я продиктовал. Через пять минут раздался настойчивый звонок – скорая прибыла. Вошли большая женщина в очках и белом халате, что не сходился на пестром платье, и тощий бородач с дипломатом. Он был ростом с женщину, но из-за худобы казался мелким.
Валерке измерили давление, вкатили укол в руку, звякая пустыми ампулами о блюдце, посидели. Но я же видел, что дело плохо. И все, конечно, видели.
Мама Валерки замерла в кресле, смотрела перед собой. Толстая доктор кивнула бородачу, и тот расколол еще одну ампулу, и, подойдя, помахал ею перед носом тети Люси. По комнате расплылся запах нашатырного спирта, и мама Валеры очнулась и обвела комнату и нас недоумевающими глазами, потом взгляд остановился на Валерке и она застонала.