Опасная привычка заглядывать в окна
Шрифт:
Лицо лежащего Валерки стало сереть. Толстая медичка сказала бородачу: «Корвалол», и тот затряс коричневой бутылочкой над чашкой, стоящей на столе у компа. Потом тихо, но настойчиво несколько раз повторил, наклоняясь к тете Люсе,
– Это надо выпить.
А толстая докторша увела меня на кухню и сказала: «Похоже, уходит…» Глаза ее за выпуклыми линзами казались огромными, скорбными.
– Вы знаете, – сказала она задумчиво – за последнее время у нас уже, наверное, случай пятнадцатый. При полном здравии, совсем молодые. Будто из них душу вынули. Ничего не болит, сердце в норме,
Где-то я слышал это словосочетание, где-то совсем недавно, но сейчас не мог сосредоточиться и вспомнить.
В кухню вошел бородач, заплескалась вода в раковине. Он встряхнул мокрые руки, оглядываясь в поисках полотенца, и сказал,
– Это как на Октябрьской, Люба, помнишь?
Толстая медичка кивнула.
– Ну, хоть что-то сделайте, – прошипел я, бессильно опускаясь на стул. Видимо, корвалол не помогал, потому что тетя Люся застонала громче, а я ничего не мог сделать, ничем помочь!
– Я же вам объясняю, – профессионально спокойно заговорила толстуха, – странно все это. У него все в норме. Что мы должны делать? У него ничего не болит, нет внутреннего кровотечения, иначе давление падало бы. У него все показатели в норме.
– Как это в норме, если он без сознания.
Она развела руками,
– Я и говорю, странно все это. Ну, что мы можем сделать? Хоть бабку шептуху зови.
При этих словах я вскочил. Миша-экстрасенс! Космосенс, как он с недавних пор себя называет. Я понимал, что цепляюсь за соломинку, но что-то же должен был сделать!
Первое, что сказал Миша, когда вошел и глянул на меня,,
– Жуков, ты чайник забыл на плите, газ не выключил, сгоришь еще.
Я таращился на него, ничего не понимая, потом махнул рукой и повел в комнату, где с восковым, мертвым лицом лежал Валерка. Миша крякнул и начал махать над Валеркой руками. Медики молча вышли. А мы с мамой Люсей могли наблюдать, как восковая кожа Валерки приобретает пусть еще не розовый, но уже живой цвет.
– Сейчас я тебе дам несколько номеров, обзвонишь, позовешь сюда, срочно… – сказал Миша, повернув ко мне резко посеревшее лицо с темными подглазьями. Живые краски с него сошли на Валерку. И снова сказал,
– Чайник…
Я позвонил по нужным номерам, удостоверился, что люди дома и готовы приехать, вызвал такси и поехал по названным адресам собирать всех и вести к нам. Все три экстрасенса оказались бородатыми, только две бороды были черными, а одна русая.
Я привез их, убедился, что Валеркино лицо нормального цвета, вызвал такси и умчался домой.
Чайник трещал, вот-вот эмаль осыплется. Я обвел бессмысленным взглядом потемневшие обои на кухне и конденсат на потолке, выключил газ, решив чайник не кантовать, и на том же такси рванул обратно к Валерке.
Миша сидел в кресле, краше в гроб кладут – желтая маска, обрамленная ассирийской бородой.
А новые экстрасенсы стояли у дивана, где лежал Валерка. Движения их были странными. Они как бы надевали что-то на лежащее тело, будто лепили снежный ком. Зрелище нелепое, но, что самое чудесное, цвет лица Ярового стал совсем живым. Волосы, полчаса назад прилипшие к восковому лбу, топорщились в разные стороны. Запавшие глаза приоткрылись и смотрели почти осмысленно. Виновник наших переживаний пошевелился, шумно выдохнул, сказал: «Спать хочу». И повернулся к стене.
Мы с мамой Люсей перевели дыхание и улыбнулись друг другу.
Миша с коллегами вид имели потрепанный – серые лица, красные глаза. Гуськом мы двинулись на кухню, и расселись кто, где смог. Мама Валерки осталась в комнате, совершенно счастливая.
– Знаешь, Жуков, я такого не видел еще, – Миша полез в холодильник, достал пакет кефира, наполнил всем стаканы, – ауры практически не было, пришлось восстанавливать. Шут его знает, что это.
Он оттопырил нижнюю губу и макнул усы в кефир, – Сам бы я точно не справился!
Бородатые коллеги-космосенсы дружно закивали.
Никогда я не принимал Мишу со товарищи всерьез. Познакомился с ним, придя однажды к маме в поликлинику, когда она вела прием. Миша пришел к ней попросить больничный – что-то у него было с желудком. Он стал заливать мне про свои экстрасенсорные способности, а я подначивал его и подмигивал маме, которая улыбалась мне одобрительно, но Мише больничный все же дала.
Мы с ним потом ехали в автобусе, и он чуток удивил меня, так, самую малость, когда сказал, что я только в прошлом месяце развелся. Он посочувствовал и добавил, что в моем разводе виновата женщина. «Твоя бывшая женщина», уточнил он. Я же тогда подумал, что ему могла об этом рассказать мама, судя по всему, отношения у них были вполне дружеские. Я и сам с ним задружил, собеседник он был интересный. Хотя и не вник тогда в его слова о женщине – виновнице развода. Много позже понял, что он имел в виду.
Сегодня вызвал я его от отчаяния. И надо же!
– Слушай, я все понимаю, – кивнул я на комнату, где лежал воскресший Валерка, – но при чем тут мой чайник.
– Ага, – ухмыльнулся Миша, – проняло! А ты же мне никогда не верил! – Он расправил плечи, – Теперь убедился?
– Нет слов! – покаянно произнес я, – но причем здесь чайник?
– Это страшная тайна, я должен был прочитать карму в твоих зрачках, – подвывая, завел Миша, – потом хрюкнул в кефир, – ладно, я к тебе час назад заезжал, стоял под дверью, звонил, там чайник крышкой стучал, и баней из-под двери несло. А так как никто не открывал, я понял, что тебя нет. Самое экстрасенсорное то, что я к тебе пришел именно сегодня, – заключил он.
– А чего приходил?
– Да вот то-то и оно, что просто так. Мимо крокодил.
Я закрыл за бригадой космосенсов дверь и пошел глянуть на Валерку. Тете Люсе нужно было на работу, она подрабатывала сторожем в театре, в котором всю жизнь проработала декоратором, сегодня была ее смена.
Валерка сопел, уткнувшись в диванную спинку, я выпроводил тетю Люсю, пообещав, что останусь на ночь.
Яровой спал, но с каждой минутой все беспокойнее – крутился, вздыхал. Было около одиннадцати, я жутко проголодался и пошел на кухню. На плите стоял борщ, я определил его на первое. Для второго нашел в холодильнике пяток яиц, и тут сковородка с грохотом вывалилась из рук. В ответ на шум из комнаты послышался скрип дивана.