Опасная работа
Шрифт:
Предшественник «Надежды» китобойное судно «среди льдов и торосов» в 1869 году. (Из книги «Просторы Арктики» Уильяма Бредфорда, Джона Л. Дранмора и Джорджа Крикерсона. Лондон. Сэмпсон Лоу, 1973).
«Преследовать кита, – пишет Конан Дойл, – увлекательнейшее занятие. Сидишь ты к нему в лодке спиной и все, что происходит, узнаешь только по лицу рулевого. А он глядит поверх тебя, следя за тем, как туша кита медленно и неуклонно разрезает волны. Время от времени рулевой поднимает руку, давая знак бросить весла, когда кит поводит глазом в сторону лодки, и возобновить осторожное преследование, когда кит продолжает путь. Кругом так много плавучих льдин, что, если грести потише,
Третий слева Артур Конан Дойл. 12 июля 1880 г. (фотография WJ.A. Grant, публикуется с разрешения Hull Maritime Museum)
Тут и скрыта единственная опасность – ибо случаи, когда кит бросается на преследователей, крайне редки. Линь замотан очень аккуратно специальным человеком, так называемым мотальщиком, и не должен образовывать петли, но если это все-таки происходит, то в такую петлю может угодить нога или рука кого-нибудь из команды, и в этом случае потерпевший гибнет так быстро, что товарищи его даже не успевают понять, что происходит. Перерубить же линь значит потерять добычу, которая находится уже на глубине в сотни фатомов.
„Убери руку, парень! – крикнул один гарпунер, когда его товарищ, заметив, что несчастный уходит под воду, занес над линем руку с топором, – киту этому вдовушка моя будет рада!» Это может показаться грубым бесчувствием, но в подобных словах заключена целая жизненная философия“.
Конан Дойл стал опытным китобоем, опытным до такой степени, что капитан предложил ему на следующий год место на корабле не только в качестве врача, но и гарпунера. Сравнивая охоту на кита с «королевской забавой», ловлей лосося, Конан Дойл пишет, что ловля «рыбины» весом в добрых две тысячи фунтов на леску в палец толщиной, свитой из пятидесяти надежнейших манильских веревок, – удовольствие, перед которым меркнут все другие.
Но, как и на тюленьем промысле, охота на китов заставляет Конан Дойла подчас мучиться раскаянием. Он не может не сочувствовать несчастному животному, в чьих маленьких, «немногим больше, чем у буйвола» глазах он однажды прочел мольбу и укор, в то время как глаза эти уже подернулись смертной пеленой.
Конан Дойл описывает и случай, когда кит чуть было не отомстил своим убийцам: «Мне не забыть, как однажды нам пришлось выбираться из-под нависшего над нами гигантского плавника и как каждый загораживался от него рукой, словно мог помыслить тягаться с чудовищем, если б тому вздумалось опустить плавник ему на голову».
В начале августа «Надежда» вернулась домой со «скудным» грузом, состоявшим из двух китов, примерно 36 ооо тюленей, а также изрядного количества нарвалов, белых медведей и морских птиц. Команде ввиду столь небольшого улова экспедиция должна была казаться мало чем примечательной. Конан Дойл же оценивал ее совершенно иначе и другими мерками. «Я поднялся на борт судна, – вспоминал он в мемуарах, – долговязым нескладным юнцом, а на берег сошел сильным взрослым мужчиной. Не сомневаюсь, что здоровье мое во все последующие годы обеспечила восхитительная свежесть арктического воздуха, что источником моей энергии в немалой степени стало это плаванье».
Не суждено было Конан Дойлу забыть и то чувство одиночества, оторванности от цивилизации, которое он, как и другие члены команды, переживал все долгие месяцы плаванья. «А ведь отплывали мы во время, насыщенное событиями. Шла афганская кампания. Назревала война с Россией». Но чувство оторванности от мира, тоска по обычной жизни выражались не только в жажде вестей из дома. Когда уже возле северной оконечности Шотландии у маяка показалась женская фигура, «все матросы высыпали смотреть на нее – первую женщину, увиденную за полгода».
В Питерхеде Конан Дойл распрощался с товарищами, после чего отправился в Эдинбург на встречу с матерью, обрадовавшейся не только сыну, но и жалованью, которое он привез, и долей его в выручке за китовый жир. Пятьдесят фунтов, которые он внес в копилку семьи, были далеко не лишними. «После всего этого, – пишет он, – я мог заняться подготовкой к экзаменам, которые и сдал зимой 1881 года, сдал вполне прилично, став бакалавром и доктором медицинских наук и тем ступив на стезю успешной профессиональной деятельности».
На какое-то время Конан Дойл позабыл об арктическом дневнике, но жизненный опыт, там отраженный, не пропал, став одним из ключевых факторов для формирования его личности. Написанный 130 лет назад на борту «Надежды» дневник открывает читателю оконце в далекое прошлое. Это не только история взросления юноши, но и история освоения Арктики, и хроника жизни, давно исчезнувшей. «Когда находишься на самой грани неведомого, – писал уже на склоне лет Конан Дойл, – то каждая подстреленная тобой утка несет в своем зобе камушки с берегов, еще не отмеченных на картах. Это плаванье явилось самой необычной и восхитительной главой всей моей жизни».
Журнал промысловой экспедиции
за китами и тюленями на судне «Надежда» 1880
Суббота, 28 февраля
При большом стечении народа и к вящей радости всех собравшихся, в 2 часа мы отчалили. Предводительствуемый Мюрреем [14] «Недосягаемый» отбыл раньше. Команды «право руля» – «лево руля» Мюррей ревел, как Васанское чудище [15] , мы же отошли от причала тихо, по-деловому. Судно наше сверкает чистотой, как яхта благородного джентльмена. Выскобленные палубы белы как снег, медь блестит и переливается. Молодая дама, которой я был представлен, но чье имя я при знакомстве не расслышал, махала мне платком, стоя на краю пирса. Сняв шляпу, я помахал ей в ответ, хотя кто она такая – один Бог ведает.
14
Капитан Александр Мюррей (1803–1894) много лет водил приписанный к Питерхеду винтовой барк «Недосягаемый».
15
«Множество тельцов обступили меня: тучные Васанские окружили меня. Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий…» (Псалмы: 21: 13-14). В стихотворении «В воображении на дно я опускаюсь.» английский поэт Роберт Грейвс описывает «громовый рев Васанских чудищ, что штормовое море исторгает, ломая в щепы корабли».
На палубе пробирал ветер, и давление в барометре быстро падало. Несколько часов мы шли вдоль бухты и закусывали, поднимая тосты за Бакстера [16] и прочих именитых гостей «Надежды». Наконец прибыл лоцманский катер и увез их всех на берег вместе с незадачливым «безбилетником», пытавшимся спрятаться в твиндеке [17] .
Мы взяли курс на Шетланды и шли туда под крепким ветром; барометр устремлялся книзу вроде ложащейся на дно устрицы. Мое намерение – оставаться на палубе как можно дольше.
16
Уильям Бакстер, владелец «Недосягаемого».
17
Как отмечает «Шетланд Таймс» от 8 марта 1880 года, количество промысловых судов в некоторые годы бывало ограниченным. Соответственно уменьшалось и количество завербованных в Леруике матросов. «Предпочтение отдавали испытанным морякам, – указывает автор статьи, – многие жаждущие были отвергнуты и мест не получили».