Опасно для жизни
Шрифт:
— Так страшно, — все говорил на ходу мужчина, увлекая Наташу за собой. — Я пульс трогаю, а у него один удар есть, а потом пауза чуть не в полминуты. Думаю, все. Потом опять удар. Наташа ускорила шаги. Они с мужчиной уже почти бежали к особнячку.
— Главное — человек замечательный и молодой совсем, всего сорок, — все причитал на ходу высокий. — Двое детишек. Представляете, если случится что?
Они подбежали к зданию. Высокий открыл перед Денисовой дверь, она шагнула в темное парадное. Сильный удар чем-то металлическим в затылок бросил ее вперед на ступеньки лестницы. Из глаз посыпалось разноцветье искр. Наташа потеряла сознание.
Альгерис легко поднял женщину, взвалил ношу на плечо и спустился в подвал. Открыв ногой дверь, он вошел в низкое помещение, в центре которого на установленной на кирпичах доске светил фонарь. Спустив ношу на пол в углу помещения, Альгерис извлек из кармана наручники и приковал руку женщины к водопроводной трубе. После чего сел на стул, стоявший возле фонаря, достал из другого кармана «беретту» и положил ее на доску, рядом с фонарем. Потом он пристроил на той же доске трубку сотового телефона и пейджер.
Теперь можно было передохнуть минут десять, пока баба не очухалась. Он достал сигареты, с удовольствием затянулся, разглядывая женщину. Действительно красивая, отстраненно подумал он. Надо бы еще сходить наверх выключить свет на этажах, пока сотрудники не пришли, решил Альгерис. Он подошел к женщине, безвольно сидящей в той позе, в какой он усадил ее на толстые картонные листы у самой стены. Поднял голову, похлопал ее по щеке. Никакой реакции. Альгерис вышел из подвала с сигаретой в зубах, запер кованую дверь на ключ и начал подниматься вверх по лестнице.
Большинство сотрудников секретной лаборатории не ведали, что за препарат они делают. Основной штат набирался из безработных, отчаянно выстаивающих месяц за месяцем на бирже труда. В подавляющем большинстве это были женщины лет за сорок. Преимущественно конструкторы, уволенные по сокращению штатов из огромного количества замерших оборонных заводов и КБ города. Женщины эти, отчаявшиеся найти работу, были бесконечно благодарны судьбе за это место с очень приличной зарплатой. С них бралась подписка о неразглашении места и характера работы, что мотивировалось конкурентной борьбой на рынке сбыта. Женщины, привыкшие к секретности в своих КБ, относились к этому условию с пониманием.
Все они были аккуратны, исполнительны. Знаний в области химии от них и не требовалось. Дабы не поняли, что за вещество делается. Сложная технология производства была расписана до мелочей, и каждая работница имела под рукой методику своего участка работы. Все ингредиенты, составляющие приготовляемый препарат, были зашифрованы. Лишь несколько человек знали, что здесь происходит в действительности. Первым из них был Игорь Ветров, директор АОЗТ «Новые технологии» — так именовалась лаборатория в официальных бумагах. Под всеми официальными документами стояла его подпись. В том числе под договором об аренде помещения у инфекционной больницы. Ветров стал первой жертвой созданного им препарата. Как только технология вещества была окончательно отработана, его «подсадили» на «китайский белок». Зачем же тратить деньги на покупку наркотиков для зиц-председателя, когда под боком свой собственный? Еще более исхудавший, полностью погруженный в мир своих ощущений, он был уже глубоко больным, малоконтактным человеком с постоянной улыбкой на тихом лице. Его приводили в чувство в тех редких случаях, когда требовалось его личное присутствие. Но оно требовалось все меньше. Единственной его задачей было унять постоянную дрожь в руках, когда требовалось подписывать текущие документы. Действительным руководителем работ был невысокий лысый человек, которого звали Ильичом за сходство с вождем мирового пролетариата. Он, бывший декан химического факультета одного из городских вузов, прекрасно освоил все тонкости технологии, разработанной Ветровым. Он отлично справлялся с работой. Но был необычайно жаден до денег и вследствие этого, по большому счету, ненадежен. Этим и объяснялись частые вояжи Висницких в Питер — необходимостью инспекторских проверок деятельности Ильича. Тем более что фактическим бухгалтером АОЗТ «Новые технологии» была жена Ильича. Пришлось пойти и на это, чтобы сократить до минимума число посвященных. И наконец, последним осведомленным лицом была еще одна женщина, зиц-бухгалтер. Она ставила свою подпись под всеми финансовыми документами. У этой пожилой женщины была своя беда — сын-наркоман. Она уже прошла все круги ада в борьбе со страшной болезнью сына. Отбирала деньги, пока он работал, не давала денег, когда он перестал работать. Добилась она лишь того, что сын попался на краже и сел на три года. Выйдя из заключения, он тут же подцепил гепатит В — следствие введения наркотиков одним шприцем на всю компанию. И мать смирилась. Она стала сама приносить в дом зелье. Специально для нее Ильич добывал партии высокоочищенного героина и снабжал ее одноразовыми шприцами. Женщина вводила сыну героин собственноручно, чтобы он не подхватил еще и СПИД. Такая вот правда жизни.
Накануне, после памятной встречи с Турецким, так круто изменившей весь ход операции, Альгерис пришел в лабораторию и удостоверился в том, что, во-первых, никто никакого интереса к трехэтажному особнячку не проявляет, — и это было хорошо. Но во-вторых, жадный Ильич все-таки продолжал гнать препарат (как и предполагал Сергей Висницкий), и это было плохо.
Пришлось спустить лысого в подвал и объяснить при помощи своих увесистых кулаков, какой опасности подвергает всех и вся эта ненасытная тварь, Ильич. И пригрозить «береттой».
Жалобно скулящего лысого пришлось тем не менее посвятить в предстоящую операцию по захвату заложницы. Кто-то наверху должен был знать о том, что происходит в подвале. На случай непредвиденностей. Выключив свет, Смакаускас спустился в подвал.
Наташа очнулась, открыла глаза. Перед ее взором предстало низкое полутемное помещение, освещенное лишь светом фонаря. По стенам густо тянулись многочисленные трубы. Подвал, догадалась она и попыталась подняться. Звякнули наручники, прикованная к трубе рука не нашла опоры, и Наташа рухнула на пол, застонав от боли в затылке. В подвале никого не было. Все это было непостижимо. За что? Почему ее, врача, бросившегося на помощь человеку, посадили на цепь? Маньяк? В стенах родной больницы? Что он будет с ней делать? Наташа похолодела от ужаса. Нет, не маньяк, уговаривала она себя. Маньяки поджидают женщин в парадных, а не на пустой территории рано утром. Значит, он караулил именно ее? Зачем?
Единственное, что пришло ей в голову, что похитивший ее мужчина — наркоман (что же делать, если она имела дело именно с ними?). То есть он будет требовать наркотики. У нее их нет. Наташа разглядела на импровизированном столике трубку мобильного телефона и пейджер. То есть он будет звонить куда-то и требовать наркоту в обмен на нее, Наташу. Может, их целая шайка. Иначе куда он исчез? Бред, но единственно объясняющий ситуацию.
Ее мысли были прерваны лязгом открывающейся двери. Превозмогая ужас, Наташа расслабила тело, уронила набок голову и прикрыла глаза. Сквозь густые ресницы она увидела высокого мужчину, который бросился к ней в больничном дворе и привел сюда. «Кажется, он один», — подумала Наташа, сдерживая дыхание. Мужчина посмотрел на нее, выложил на доску одноразовый шприц и несколько ампул.
«Точно, наркоман! — решила Наталья. — Что ж, с наркоманом, по крайней мере, можно договориться». Она изо всех сил отгоняла от себя мысль о том, что наркоманы абсолютно непредсказуемы и способны на все.
Мужчина сел на стул возле стола-доски, взял радиотрубку, пощелкал кнопками. Ему тут же ответили.
— Нино, — тихо сказал Альгерис, — я его нашел.
— Ты взял его? — напряженно спросила Нино. Они даже не поздоровались, словно и не расставались.
— Лучше. Я взял бабу. Заложницу.
— Зачем бабу? — повышая голос, спросила Нино.
— Поверь, это лучше, — ласково ответил Альгерис. — Этот козел влюблен как последний дурак. Он все сделает. Ради себя не стал бы, а за нее сделает, увидишь.
— Что ж, — помолчав, сказала Нино, — тебе виднее. Тебя ищут.
— Знаю.
— Московские номера…
— Я уже перебил номера на питерские, — прервал ее Альгерис.
— Баба слышит?