Опасное хобби
Шрифт:
— Новый поселок, семь.
— Что у него там? Дом, квартира?
— Дом. Но…
— Что еще?
— К нему так… нельзя Он…
— Что такое? Это к кому нам нельзя? Да кто он такой, в конце-то концов? Страшный мафиози?
— Боюсь я его. Его все боятся И Миша тоже… Ребята у него эти… крутые.
— Так. Ты все понял, Слава? Значит, поехали в Москву, к Косте. От него выйдем на Шурочку и действуем соответствующим образом. Полагаю, придется на областной РУОП выходить. Она подскажет Знаешь там ребят?
— Знаю Никиту Емельяненко, зама по оперативной работе.
— Вот и ладушки, нам выше и не надо. Все, больше времени не теряем, Костя там, поди, уже шухер поднял. Поехали. Давай, парень, — кивнул Турецкий Ашоту, — двигай на улицу Мудрецы вы тут, мать вашу
Красный «мерседес» они оставили во дворе, ибо всякая нужда в нем теперь отпала, и уехали на «жигуленке» Акимова.
Турецкий сидел сзади, рядом с Ашотом Тот совсем понурил голову, поскольку, кажется, всерьез наконец понял, в какую переделку вляпался по вине брата.
— Что вы с ней сделали? — Турецкий в упор взглянул на Ашота, и тот понял, о ком речь
— Ничего плохого
— Ох, врешь ты, парень, вздох!гул Турецкий Она ж ведь нам сама все расскажет
— Это она меня любила! — с вызовом ответил Ашот.
— Ишь ты! — хмыкнул Турецкий. — Впрочем, чем черт не шутит… Не исключаю. Но спасет тебя лишь одно: если она сама подтвердит. Ну а Михаил этот твой недоделанный? Он-то как? Тоже по любви?
— У него ничего не было. Он только попугать ее немного хотел.
— Чем же? — насторожился Турецкий.
— Про публичный дом сказал…
— О-о! Это уже что-то новенькое! Ну-ка, ну-ка… Кажется, вы далеко зашли, ребятки.
— Миша сказал, что, если выкупа не будет, дядя Гурам ее в публичный дом отдаст.
— А где это ваше заведение находится?
— Да нет ничего такого, и не был я там никогда. Это просто Миша… чтоб она не думала* что нас обмануть можно… «кинуть».
— Ну ладно, есть или нет, это мы очень скоро узнаем. Но зачем же тогда Михаил из окна сиганул? Чего так испугался? Одного имени дяди Гурама?
— А он не в себе был. И неудача с выкупом. В Москву ездил: старика убили, Вадим исчез. С чем к дяде Гураму идти? Плохо будет. И меня он прикажет убить…
— Скажи, какой страшный! — отозвался с переднего сиденья Грязнов. — А вот мы его все равцр не боимся. Да и тебе не советуем.
— А откуда он взялся, этот Гурам? — спросил Турецкий.
— В Тбилиси жил. Он действительно дядя нам. Когда сюда приехал, в восемьдесят седьмом, здесь стал жить. Большой дом построил, из кирпича. Три этажа. Большой дом, охрана.
— Понятно, не без этого, представляем, с кем дело иметь придется. Ну а вы?
— В Тбилиси совсем плохо стало. Армяне уезжают, грузины сюда бегут. Мы с Мишей тоже приехали. Дядя нам дачу на Баковке на год снял. Сказал, сами заработаете, купите.
— А за это вы ему — что?
— Он Мише говорил. Мы делали. Дядя деньги давал. Пока не очень большие, дачу не купить, — вздохнул Ашот с сожалением.
— Зарабатывали мальчики как могли, — снова заметил
Грязнов. — Поди, рэкетом промышляли Заложниц брали выкуп и так далее? А потом, чтоб следов не оставлять, выстрел в затылок? Так? — Слава резко обернулся к АШОТУ И впился в него глазами
— Зачем? — испугался Ашот — Мы всегда мирно Никого пальцем не трогали. И дядя Гурам не велел.
— И это мы скоро узнаем, — почти дружелюбно неожиданно подмигнул Ашоту Грязнов. — Но пока молись своему Богу или кто там у тебя в запасе имеется чтобы с Ларисой Георгиевной ничего не случилось. Иначе загремишь ты у нас, парень, да так, что никто тебя не сыщет Вслед за дядей Молись…
20
Суббота, 15 июля, полдень
Гурам Ильич Ованесов имел все основания считать себя человеком умным и, главное, предусмотрительным, а потому везучим. Когда-то в юности совершил он непростительный грех; попался на вооруженном ограблении, но, являясь в деле лицом второстепенным, лишь отсидел положенный срок. Выйдя на волю после всех лагерных передряг по-прежнему сильным и выносливым и ко всему прочему еще и умудренным первым серьезным опытом общения с уголовным миром, он решил для себя больше не быть игрушкой случайных обстоятельств, а взять руководство в собственные руки.
В шестидесятых годах и началась, по существу, нынешняя биография Гурама. Знаменитые цеховики — народ внешне скромный, добром своим не кичащийся, — нуждались в соответствующей охране. Гурам пришелся ко двору был он крупным, симпатичным и скромным на вид. И свое огромное на сегодняшний день состояние накопил отнюдь не из эфемерных доходов от благотворительных деяний. Жестокий и решительный, он также не делал никакого снисхождения ретивым соперникам. Его хорошо знали и ценили люди, занимавшие в те годы высокие должности в республиканском руководстве. А к концу восьмидесятых годов, когда уголовный мир уже прочно обосновался в госструктурах и когда резко обострилась клановая борьба во всех закавказских и азиатских республиках, Гурам принял для себя единственно правильное решение: поскольку ни рода, ни семейных привязанностей, кроме вдовой сестры, он отродясь не имел, ушел с поля предполагаемой битвы и обосновался там, где его никто не знал, но узнать должен был — в Подмосковье, постепенно обзаводясь новым, перспективным кругом знакомых.
Он слыл осторожным и в то же время весьма влиятельным лицом в среде тех, для кого перестройка явилась долгожданной возможностью выйти наконец на поверхность со своими капиталами и врожденной предприимчивостью. Внешне для Гурама ничего вроде бы не изменилось, разве что забот прибавилось с многочисленными «товариществами с ограниченной ответственностью» — чужими и собственными, всяческими «Фиалками», «Розами», «Аистами» и прочими представителями флоры и фауны, торгующими широким ассортиментом товаров заграничного происхождения — от водки и сигарет до вибраторов и презервативов.