Опасное хобби

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Какого старика? — быстро спросил Грязнов.

— Отца Ларисы Георгиевны, — как совсем тупому объяснил Ашот. — Миша нарочно в Москву ездил, к старому греку хотел обратиться, но там много милиции было, убили старика, говорили. Миша видел.

— Он что, видел, как Вадим старика убивал?

— Да нет, — поморщился Ашот — Он много милиции видел во дворе.

— А почему он уверен, что именно Вадим тестя своего убил?

— Да что вы меня спрашиваете? — будто обозлился Ашот. — Вы сами у Миши спросите!

— Сюда зачем приехали? — игнорируя его предложение, спросил Турецкий.

— Как — зачем? А деньги? Попробуйте сами дяде Гураму сказать, что нас «кинули»… Лариса сама ключи нам отдала, сказала: берите что хотите. Миша говорил: если на полмиллиона наберем, тогда отпустим.

Про квартиру Ашот решил пока ничего не говорить, пусть Миша, если захочет, сам скажет.

— Хорошо, — сказал Грязнов, — распишитесь в протоколе, что все записанное с ваших слов верно. Возьмите ручку.

Дождавшись, когда Ашот поставит свои подписи на каждой странице, Турецкий забрал листки и отправился на кухню, где в углу, в тесном пространстве между столом и холодильником сидел Миша со скованными за спиной руками. Саша сел напротив него.

— Ну вот и до вас дошла очередь, Михаил Арташесович. Давайте разбираться, что к чему. Ваш братец, скажу я вам, оказался человеком понимающим и попросил рассматривать его показания как чистосердечное признание. Что, вероятно, окажет несомненное влияние на окончательное решение суда. А что по этому поводу заявите вы? Хотите снисхождения?

— Если он уже все сказал, зачем я говорить буду? Ничего говорить нэ буду!.. А что он сказал?

— Вам-то какое дело? Любопытно нам, что вы скажете. А если не желаете говорить, то мы поступим так, как я уже предлагал вашему младшему брату, но он благоразумно отказался. Что я ему предложил, хотите вы знать? Я сказал, что мы сейчас вызовем сюда ОМОН и передадим им вас. Ненадолго, им хватит и получаса, чтоб вы на коленях ползали и умоляли пристрелить вас. Понятно излагаю? Ну так вот, пока они тут будут с вами лично разбираться, мы с Ашотом съездим к вам на дачу в Баковку. Да, кстати, где нам найти вашего дядю Гурама?

Миша неожиданно, словно подкинутый пружиной, вскочил со стула и заорал так, что, вероятно, разбудил своим истеричным криком весь дом, которому ночка выдалась что надо. Жарко, окна, конечно, открыты, а тут под самое утро, когда сон покрепче — то выстрелы, то истошные вопли…

Миша орал что-то неразборчивое, возможно, это он так по-своему материл братца за его длинный язык. Но вдруг замолчал, словно потух, и упал на стул, далеко вытянув ноги и закинув бородку кверху.

— Значит, дядя Гурам?.. — как бы самому себе сказал Турецкий. — Ну, в конце-то концов, это не вопрос. Его мы вычислим быстро. У нас все воровские «авторитеты» давно на учете, верно, Володя?

Акимов подтвердил.

— Только теперь я вам не завидую, — продолжал Турецкий. — С дерьмом ведь вас смешает этот ваш дядя Гурам. Это в лучшем случае. А в худшем? Даже и думать не хочу… — Он печально посмотрел на Мишу. — Так где, говорите, он проживает?

Но Миша упорно молчал.

— Не советую, — устало сказал Турецкий. — Показания вашего брата запротоколированы. Есть его подписи на каждой странице. Есть предупреждение за дачу ложных показаний. Есть, наконец, его чистосердечное признание. Все имеется в протоколе. А ваше молчание будет рассматриваться как нежелание помочь следствию. Что тоже наказуемо. И довольно крепко. Оружие тоже дядя дал?

Миша машинально кивнул.

— А что я вам говорил? Видите сами, еще и оружие. Где он живет?

— Нэ могу, — произнес наконец Миша. — Он нэ простит.

— Чудак-человек, — усмехнулся Турецкий. — Да он вас теперь уже все равно не простит. В любом случае. Свидетельство-то — вот оно! — Он потряс перед носом Миши листками протокола. И тот снова взвыл — противно, тягуче, с волчьим каким-то надрывом, — Ладно, — прервал его Турецкий, — достаточно истерик! Будет комедию ломать! Время уже позднее… Вернее раннее, вон уже светать начинает, а мы тут с вами, вашу мать… Ну я сказал, а вы как хотите. Володя, последи, чтоб этот мерзавец чего-нибудь не выкинул тут. А я пошел вызывать ОМОН и бригаду следователей. Отдаем его, и пусть делают с ним что хотят. Нам он больше не нужен.

Турецкий устало поднялся со стула и вышел из кухни.

Миша сидел с совершенно отрешенным видом. Акимов стоял, прислонившись к дверной притолоке, и зевал, прикрывая рот рукой. Вдруг Миша резко вскочил и, пригнув голову, со скованными за спиной руками, словно таран, ринулся к кухонной двери. Акимов отреагировал мгновенно и перекрыл собой дверь. Но все оказалось обманом. Миша тут же развернулся и в два широких прыжка с короткого разбега вскочил на подоконник, ударом ноги вышиб оконный переплет и с протяжным, истошным воем рухнул в глубокую темноту двора.

Все произошло так быстро, что Володя даже не успел сообразить, а когда кинулся следом, было уже поздно. В кухню ворвался Турецкий с пистолетом в руке. Увидев совершенно обалдевший взгляд Акимова, разбитое окно, из которого потянуло предутренней свежестью, он все сразу понял. Яростно махнул рукой, выматерился и сказал:

— Пойдем, больше тут делать нечего. Надо вызывать команду. Сходи вниз посмотри. Побудь, пока доктор приедет. Словом, пиши пропало…

А в комнате в это время буквально бесновался Ашот, крича, что его брата менты из окна выбросили. Грязнов снова с трудом надел на него наручники. Черт возьми!.. Кто ж мог предположить, что этот истерик способен выкинуть подобный номер! Впрочем, если он баловался наркотиками, — а весь его вид, всклокоченный, взрывной, неуравновешенный, намекал на то, — тогда многое объяснимо. Счастье еще, подумал Грязнов, что трагедия произошла в присутствии ответственного официального лица, то есть Александра Борисовича. Не будь здесь его, простился бы наверняка Вячеслав Иванович со своей дорогой лицензией. Как пить дать. Никому ж не объяснишь. Да еще и этот истерик-малолетка… Хорошо, что протокол успели составить.

Раздался резкий звонок в дверь, Саша переглянулся с Грязновым, ободряюще ему подмигнул и сам пошел открывать примчавшимся по вызову оперативникам или дежурной бригаде, которой положено сегодня мотаться по вызовам. Такой же, в которой тринадцать лет назад начинал свой трудовой путь и сам Турецкий. Интересно, как-то отстраненно подумал он, кого из знакомых принесло сегодня сюда?..

Турецкий неплохо знал старшего следователя по особо важным делам Московской городской прокуратуры советника юстиции Зименкова, начинавшего свою карьеру так же, как и Саша, стажером следователя и дослужившегося до должности Кости Меркулова — того, прежнего. Дельный казался парень, почти одногодок. Но Костя быстро рос по службе сам и вел за собой Турецкого, а вот у Алексея Васильевича, похоже, не нашлось такого же заботливого покровителя. Застрял. Только бы характер не испортился.