Опасное лето (илл.)

Янссон Туве

Хемулиха долго колебалась. Уткнувшись носом в вязанье, она исподтишка поглядывала на узников.

— Если вы умрете… — прошептала она дрожащим голосом, — если вы умрете, моему двоюродному братцу вряд ли будет интересно сторожить вас. — Может, мне все же снять мерку для носочков?

Заключенные закивали головами.

Тогда хемулиха приоткрыла дверцы и застенчиво спросила:

— Может, вы не откажетесь от чашки горячего чая? С вареньем из черной смородины? А носочки получите, как только они будут готовы. Как хорошо, что вы подсказали мне связать

именно носочки! Когда знаешь, для кого вяжешь, работа становится интересней. Наверно, вы поняли, что я имею в виду.

И вся компания отправилась домой к маленькой хемулихе пить чай.

Не спрашивая их согласия, хозяйка испекла целую гору пирожков. Это, конечно, заняло много времени. За окном стемнело. Тут фрекен Снорк поднялась и сказала:

— Нам пора идти. Огромное спасибо за чай!

— Мне очень неприятно, что я вынуждена снова посадить вас в тюрьму, — сказала, как бы извиняясь, хемулиха и сняла ключ с гвоздя.

— Но мы не собираемся возвращаться в тюрьму, — возразил Муми-тролль. — Мы собираемся идти к себе домой, в театр.

У хемулихи аж слезы навернулись на глаза:

— Мой двоюродный брат будет так огорчен…

— Но мы же ни в чем не виноваты! — воскликнула Филифьонка.

— Почему же вы сразу не сказали об этом? — с облегчением произнесла маленькая хемулиха. — Тогда, конечно, идите в театр. Хотя, наверное, мне лучше бы отправиться вместе с вами и объясниться с братцем самой.

Двенадцатая глава

О том, как прошла премьера

Пока маленькая хемулиха угощала гостей, театральные афиши продолжали кружиться над лесом. Одна из них спланировала на лесную полянку и прилипла к крыше, которую только что просмолили.

В тот же миг двадцать четыре малыша вскарабкались на крышу, чтобы подобрать листок. Они чуть не передрались, ведь каждый хотел первым вручить его Снусмумрику! А поскольку афишка была нарисована на тонкой бумаге, она тотчас превратилась в двадцать четыре клочка.

— Тебе письмо! — визжали лесные малыши, скатываясь, спрыгивая и съезжая с крыши.

— Морровы дети! — ворчал Снусмумрик, который стирал их чулочки за домом. — Вы что, забыли, мы же только утром просмолили крышу? Вы что, хотите, чтобы я ушел от вас?

Или бросился в море? Или всех вас убил!

— Не хотим! — орали малыши, дергая его за пиджак. — Прочти лучше письмо!

— Вы, наверно, хотите сказать — письма? — спросил Снусмумрик и вытер мыльные руки о волосы одного из малышей. — Ладно!

Эй, что там за таинственное письмо?

Он разложил на траве смятые клочки и попытался сложить вместе то, что осталось от афишки.

— Читай вслух! — закричали малыши.

«Одноактная драма…» — читал Снусмумрик. — «Невесты льва» или (здесь, кажется, не хватает кусочка…). «Входная плата — любая еда»… (ай-ай)… «сегодня вечером, когда зайдет солнц…» (солнце), «если не будет дождя и ветра» (здесь все ясно)… ание… ать (нет, непонятно)… «посреди залива Гранвикен…».

— Ну, вот что, — сказал Снусмумрик и поднял глаза от письма. — Это, мои маленькие злодеи, не письмо, а театральная афишка. Кто-то устраивает представление. Сегодня вечером. В заливе Гранвикен. Почему в заливе, знает лишь покровитель лесных зверюшек, но, может, по ходу действия им требуется водная гладь или волны.

— А малышам вход запрещен? — спросил самый маленький.

— А лев всамделишный? — закричали другие. — Мы сразу туда пойдем?

Снусмумрик посмотрел на них и понял, что театра не миновать.

— Наверно, я смогу заплатить за вход горшочком бобов, — озабоченно рассуждал он. — Конечно, если этого будет достаточно… мы их почти слопали. Лишь бы никто не подумал, что все двадцать четыре — мои… а не то я, как это? — засмущаюсь… И чем только я буду кормить их утром?

— Разве ты не рад? — спросил Снусмумрика самый младший и потерся носом о его брючину.

— Ужасно счастлив, шелковистая мордочка, — ответил Снусмумрик. — А сейчас попытаемся привести вас в порядок. Во всяком случае, сделать почище. Платки есть? Ведь мы идем на спектакль!

Никаких платков у них и в помине не было.

— Ну ничего, в крайнем случае, можно сморкаться в подол рубашки или во что придется, — утешил малышей Снусмумрик.

Солнце уже опустилось почти до самого горизонта, когда Снусмумрик наконец справился со всеми платьицами и штанишками. По крайней мере, было видно, что он старался вовсю.

Снусмумрик шел первым, прижав к груди горшочек бобов, а за ним, взволнованные и торжественные, парами следовали лесные малыши, расчесанные на прямой пробор от ушей до самого хвостика.

Малышка Мю сидела на шляпе Снусмумрика и распевала. На всякий случай — а вдруг к вечеру похолодает, она завернулась в этикетку от растворимого кофе. По случаю премьеры у берега царило всеобщее оживление. Залив был битком набит лодками и все они направлялись к театру.

Самодеятельный оркестр хемулей играл на плоту у самой рампы, сиявшей огнями.

Был тихий, чудесный вечер.

За две горсти бобов Снусмумрик взял напрокат лодку и стал грести к театру.

— Мумрик! — окликнул его старший из малышей, когда они уже были на полпути.

— Что? — отозвался Снусмумрик.

— Мы приготовили тебе подарок, — прошептал малыш и покраснел до корней волос. Потом достал из-за спины что-то скомканное, неопределенного цвета.

— Это кисет для табака, — сказал он чуть слышно. — Мы все понемножку тайно вышивали его!