Опасное наследство
Шрифт:
Однако же возникла одна загвоздка. Каллан запер дверь…
Он вернулся ближе к утру, мокрый от дождя и грязи, и с какими-то на удивление беспомощно опущенными плечами. Я в ту же минуту понял, что Дину они не нашли.
– Мне горько, малец, – сказал он, и по его голосу слышалось, что ему пришлось много кричать и звать. – Мы их еще не нашли!
– Что, никаких следов?
– Собаки потеряли след возле Мельничьей быстрины. Лакланы… они хотят пройти Мельничий пруд с неводом сейчас, когда рассвело.
Они хотят пройти с неводом. Это делали, только когда искали
– Дина никогда не стала бы купаться в Мельничьем пруду. Не такая она дура. Она даже близко не подошла бы к нему. Ты ведь сказал, что она пошла собирать подорожник? А он у воды не растет.
Мой голос был на удивление хриплым и прерывистым, хоть я ничуть не запыхался и не делал ничего другого, кроме как валялся, пытаясь уснуть.
– Будем надеяться, – сказал Каллан. – Тебе лучше? Ты сможешь нынче ходить? Внизу в людской поварне можно позавтракать, но я могу принести тебе что-нибудь наверх.
– Я запросто могу ходить, – ответил я. – И сегодня не смей запирать меня.
Он быстро взглянул на меня:
– Может, тебе все же лучше остаться наверху… Голова болит?
– Нет! А сейчас пошли! Больше ничего не надо… Я соврал, голова у меня болела. Но сестра моя исчезла – так неужто он думает, будто я стану вот так валяться и нянчиться с головной болью?
На лестнице ему пришлось подать мне руку. Больше всего у меня пострадали спина и руки, но, когда болит спина, особо тяжко поднимать ноги. Когда я увидел, что Ивайн сидит среди других за длинным столом, я выпрямился как мог и попытался заставить себя не хромать. Глаза Ивайна следили за мной все время, покуда я шел от лестницы к столу, но он не произнес ни слова. Во всяком случае, никто не ухмыльнулся при виде меня. Все лишь потеснились на скамьях, освобождая место для меня и Каллана.
То была молчаливая и поспешная трапеза. Многие из мужчин большую часть ночи провели вне дома в поисках, были голодны и жадно ели. Не слышно было ни смеха, ни шуток, да и не болтали. Тут я вспомнил, что не только Дина исчезла. Мальчик из Лакланов пропал вместе с ней, и его тоже не нашли.
– Начнем внизу у мельницы, – произнес Ивайн. Он поднялся и пошел, не тратя лишних слов.
Скамьи заскребли каменный пол, и большинство мужей, сидевших за столом, встали, чтобы последовать за ним.
– Я хочу с вами, – сказал я, стиснув зубы, Кал-лану. – Нынче я не желаю валяться и глазеть в потолок в этой проклятой девичьей…
Он поглядел на меня. Потом медленно кивнул:
– Как хочешь! Но коли тебе станет худо, отправляйся обратно. Вовсе не совестно немного поберечь себя после того, как тебя так отделали.
Кто-то озаботился привести Кречета с постоялого двора «Белая лань», и Каллан помог мне его обиходить. Я не мог достаточно высоко поднять руки, чтобы почистить ему щеткой спину, а когда попытался поскрести его подковы, снова чуть не рухнул. Это было ужасно досадно. Каллану пришлось и вправду поднять меня, чтобы усадить в седло.
– Ты уверен, что дома тебе не будет лучше? – спросил он, нерешительно глядя на меня.
Покачав головой, я взял поводья.
– Поехали! – сказал я, прижав ноги к теплым бокам Кречета.
Стояла серая, ненастная погода, было ветрено. Водяная мельница, наверняка некогда оживленное и необходимое для всех место, ныне превратилась в развалину. Старая, изношенная мельничья машина скрипела и скрежетала, когда ветер свистел, залетая в пустые зияющие проемы окон и вылетая оттуда. Крыша наполовину обрушилась, и обитали здесь ныне лишь совы да вороны. И водяные крысы. Я увидел мельком, как при виде нас кинулось в воду что-то бурое.
– Какое мрачное место! – вздрогнув от холода, сказал я. – Сюда бы Дина никогда не пошла.
– Собаки чуют след, – пробормотал Каллан. Но и он, как видно, засомневался.
– Собаки ошибаются, – настаивал я. – Дина сделала бы огромный круг, чтоб обойти такое место!
Здесь было два мельничьих пруда – верхний и нижний. Запруженный верхний, безмолвный и мрачный, раскинулся, словно зеркало, за широкой стеной. Нижний, покрытый пеной, был беспокоен. Вода падала в него не только из мельничьего желоба, где поток некогда крутил мельничье колесо, но также из большой, с зазубринами дыры в стенке запруды, воздвигнутой, чтобы защищать его от наводнения.
– Так и задумано, чтобы вода выливалась оттуда? – спросил я, указывая на дыру.
Ивайн услышал мои слова. Он покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Вода прорывается сама, чего только не делали, латая дыру, но никакие заплаты не выдерживали. Молва твердит, что в этом виновато привидение… Вот мельница и стоит теперь без дела.
– Привидение? – Он кивнул:
– Старая Анюа! Ежели встанешь на верхушку стены вон там, услышишь ее плач.
Я не поверил ему, и это, видно, отразилось на моем лице.
– Идем! – позвал он. – А Каллан пока придержит твоего коня. Или… может, ты не очень уверенно держишься на ногах? Тебе вовсе ни к чему свалиться в воду!
В его серых глазах появился призывный блеск, и я почувствовал, как во мне закипает гнев.
– Мне хорошо. Никакой опасности… – сказал я и сполз как можно быстрее с Кречета.
Широкая стена была будто маленький мост. Но, судя по истонченным камням, она десятилетиями служила пешеходной тропой через Мельничью быстрину. Она полностью стала чашеобразной сверху.
– Здесь, – произнес Ивайн, остановившись почти посредине стены. – Слушайте! – Сперва я не слышал ничего иного, кроме шума воды. Но потом вот оно… Послышались долгие жалобные звуки:
– А-а-а-а-а-а-ах-х-хх!.. А-а-а-а-а-а-ах-х-х-х!..
А еще – протяжный плачевно-горестный вздох.
– Это Анюа, она оплакивает свое утонувшее дитя, – тихим голосом, словно не желая помешать злосчастной, сказал Ивайн. – Говорят, что ночью ее можно видеть.
В глазах его никакого блеска больше не было, и я похолодел от всего слышанного, ведь звуки и вправду походили на плач горюющей женщины. И было не очень-то легко думать об утонувших детях как раз теперь, когда несколько из мужей Лакланов забросили тяжелый невод в Мельничий пруд, чтобы поглядеть, не лежит ли что-нибудь на дне.