Опасное наследство
Шрифт:
Тавис, издав еле слышный писк, зажмурил глаза. Он боялся собак, и они ему несколько раз снились, коли судить по тому, как он вздрагивал и кричал, прежде чем будили его.
Роза положила руку ему на плечо. Ей лучше удавалось утешить его, чем мне. Мне он по-прежнему не доверял.
Было бы грешно сказать, что я сама была спокойна. Я заметила, что душа у меня ушла в пятки, но собаки уже приклеились к следу внизу и не обращали внимания ни на что другое. Они мчались, опустив морды и подняв вверх хвосты. За ними крутой буйной рысью скакали всадники:
Я затаила дыхание, но они точно так же неуклонно следовали за собаками, как собаки держали след. Насколько я могла заметить, Вальдраку среди всадников не было.
«Все идет как по маслу, – подумала я. – Стало быть, бродяга просто создан для этого!»
Но вдруг все, что шло как по маслу, изменилось. Две лошади выбежали, промчавшись сквозь подлесок, по другую сторону тропки, одна с какой-то сверкающей бирюзово-синей фигуркой на спине.
– Солдат! – заорала во всю силу своих легких Саша. – Солдат, остановись. Враги господина здесь!
И Давин, этот идиот, помчался за ней!
– Давин! – закричала я и хотела подняться, но Роза рванула меня за пояс и заставила снова опуститься на землю.
– Молчи же! – яростно прошептала она. – Думаешь, ему поможет, если они схватят и тебя?
Собаки продолжали бежать вперед, но всадники, само собой, круто остановились. Давина осенило, что он почти набежал им прямо в руки и что остановить Сашу слишком поздно. Он повернулся и исчез среди деревьев. Сорвался с места, что твой олень, но скрыться от всадников не смог: лес был не очень-то густым. И тут один из них поднял натянутый лук.
– Нет! – зашипела, будто кошка, Роза и еще раз снова заставила меня опуститься на землю.
А я даже не поняла, что попыталась встать.
Внезапно Давин исчез. Я не знала, поразила ли его стрела и он упал или спрятался по своей воле. Только я уже больше его не видела. И в тот же миг внизу, у тропки, случилось нечто новое. Собаки вернулись обратно. И они были не одни. Перед ними бежало нечто темное, плотное, сутулое, какой-то вихрь из когтей, клыков и ярого гнева.
– Это дикий кабан, боров! – восхищенно прошептала Роза. – И где только он его раздобыл? По мне, так он попросту волшебник! Думаю, он может и разговаривать с кабаном.
Само собой, Роза имела в виду бродягу.
Всадникам пришлось забыть о Давине. Когда небольшой, весом всего лишь около шестидесяти стоунов, разъяренный кабан напрямик спешит тебе навстречу, приходится думать вовсе о другом.
– Идемте! – негромко произнес бродяга, внезапно вынырнувший прямо у нас за спиной. – Ваше дело держать – наше дело бежать.
Ну что ж, он был прав; так что мы поднялись и снова двинулись в путь.
Уже после полудня бродяга вернулся с Пороховой Гузкой и Давином. Давин был чуточку пристыжен.
– Она ударила меня веткой по голове, – рассказывал он. – Вот уж не думал… я не верил в то, что она могла так поступить.
Вдоль плеча Давина пролегла кровавая ссадина – след от стрелы, – но вообще-то он был цел и невредим.
– Будь она уродиной, – сказала я, прижимая пучок мха к его ране, чтобы она больше не кровоточила, – будь она уродиной, ты бы так ей не верил.
– Вовсе это не так, – смущенно запротестовал Давин.
Но так было на самом деле, и мы оба знали об этом.
Колени болели. Ноги болели. Легкие мои болели. С трудом верилось, что было же когда-то время, когда я занималась чем-то другим: не бежала, не падала, не поднималась, не бежала, не бежала, не ползла, не карабкалась, не бежала и не падала вновь. Пожалуй, был когда-то мир, что состоял не из мокрых еловых сучьев и деревьев, откосов горных гряд, размокшей глины и грязи, стука копыт, страха и бегства. Только трудно было вспомнить это сейчас.
Из-за Саши мы потеряли лошадей. Стук копыт был ныне стуком лошадиных копыт наших недругов. А после бегства Саши они двигались за нами по пятам, да так близко, что нечего было думать о сне или о чем-то, кроме кратчайшего – насколько возможно – отдыха.
Мы пили, когда могли добраться до воды. К счастью, холодной воды было в изобилии. А поели всего один раз накануне. Однако же было одно утешение. Мы приближались к Высокогорью. Каждый склон, на который мы так тяжело взбирались, вел нас все ближе и ближе к невидимой границе, где начинались земли обитателей обоих кланов. Пожалуй, не стоило надеяться, что это заставит Вальдраку повернуть назад. У него ведь, как известно, и раньше не было почтения к нравам кланов, но мы, возможно, найдем там помощь. Тамошние высокогорцы – Лакланы – захотят защитить нас от Вальдраку ради Кенси-клана.
– Ты видишь их? – спросил Давин, лежавший на животе чуть повыше на выступе скалы.
– Нет, – ответила я. – Но было бы слишком рано думать, что мы избавились от них.
– Им больше нет толку от лошадей.
– Ты прав! Зато у нас нет больше такого укрытия!
– А не можем ли мы немного отдохнуть?
– Давин, придется отдохнуть. А не то кончится тем, что кто-то из нас от усталости свалится с края гряды.
Он перевернулся на спину и сел подальше от края. Его рыже-каштановые брови потемнели от пота и дождя, да и вид у него был такой измученный, такой грязный и печальный! Мне захотелось вдруг откинуть его волосы назад со лба и обнять его. Но я этого не сделала.
Вместо этого я чуть теснее прижалась к Розе, которая склонилась ко мне, положив голову на плечо, и тут же, не сойдя с места, уснула.
Пороховая Гузка сидел прислонившись спиной к большому камню и глядя вверх. Последний отрезок пути ему пришлось тащить на себе Тависа. Он порядком устал – это стоило ему огромных сил. Бродягу же было нигде не видать. Он, как всегда, занимался собственными делами нам на благо.
– Хочу есть! – вымолвил Тавис.
Нельзя сказать, что он выпрашивал еду, ведь никакой надежды ни в его голосе, ни на его лице не слышалось и не виделось.