Опасное соседство (Узы моря. Опасное соседство. Возвращение)
Шрифт:
Солнце, казалось, уже утонуло на дне оврага, и птицы запели по-другому в ожидании сумерек. Где-то в подсознании Джин шевельнулась древняя память об опасностях, которые сулила близкая ночь; это был некий не совсем уснувший атавистический инстинкт, ибо, хотя солнце все еще горячо пригревало плечи, она чувствовала, что птицы уже зовут ее домой, а в кронах высоких деревьев затаились глубокие тени.
Джин резко вскинула голову и огляделась, как бы описав глазами полукруг слева направо. Потом одним грациозным движением вскочила, повернулась лицом к толпившимся у нее за спиной деревьям и принялась одеваться. А на другом берегу заводи, не более чем в тридцати метрах от Джин, самка леопарда, застывшая было при первых проявлениях жизни в неподвижной прежде человеческой фигуре на скале, снова припала к земле в зарослях колючего кустарника и не мигая глядела на молодую женщину, прижав уши и чуть покачивая хвостом.
Самка
Девушка оделась, совершенно не подозревая о присутствии хищников, однако довольно поспешно, ибо солнце уже совсем ушло со скалы. Она перекинула полотенце через плечо, отбросила назад густые пряди влажных черных волос и двинулась вверх по тропе.
Самке леопарда недавно исполнилось семь лет, и если не считать шрама, срезавшего часть ее правого уха и заканчивавшегося небольшой лысинкой над правым глазом, то она была очень красива — мускулистая, с безупречно чистой, лоснящейся шкурой. Она была родом из старинного лесного племени, исключительно крупная. Почти черные пятна у нее на спине и на лапах ярко контрастировали с практически белоснежной шерстью на брюхе. Сейчас, когда последние солнечные лучи, проникая сквозь густую листву, светлыми зайчиками играли на земле под деревьями, среди черных теней и темно-зеленой листвы ее защитный окрас был поистине безупречен. Самка и ее совсем уже взрослый детеныш, ступавший за нею след в след, неторопливо и совершенно бесшумно поднялись вверх по склону, поросшему густым тенистым лесом. Зрачки их глаз теперь расширились и стали похожи на черные мраморные шарики; даже во мраке они способны были заметить мелькнувшую в сплетении корней под густым кустарником серую полевую мышь. Путь вел их все выше по крутому горному склону к одному из временных пристанищ. На вершине стало чуть светлее, меж стволами развесистых деревьев кое-где виднелось голубое небо. Здесь, среди валунов и скал, что скатились с нависших над головой утесов, еще сохранилось дневное тепло, да и торчавшие повсюду алоэ свидетельствовали о том, что сюда солнце заглядывает чаще и греет сильнее. Леопарды следовали друг за другом, точно одно странно-извилистое животное-призрак, и задержались лишь у подножия знакомого утеса. Здесь самка впервые подняла голову и настороженно посмотрела огромными глазами вверх — до этого она шла ленивой «прогулочной» походкой. Потом собралась, перестала нервно шевелить хвостом и без малейших усилий крупными прыжками двинулась вверх по неровной скалистой поверхности утеса. Вскоре она снова оказалась в тени нависшего каменного козырька на вершине, выше самых высоких деревьев. Через несколько мгновений к ней присоединился и сын. Какое-то время оба сидели рядом, глядя куда-то на тот берег оврага и прислушиваясь к звукам наступающей ночи.
Отношения самки с детенышем сохранились до сих пор скорее в силу привычки, а отнюдь не чрезмерной материнской привязанности. Он родился здесь, в этом самом логове, вместе с тремя прочими малышами — всего в помете было две самочки и два самца. В течение трех месяцев детеныши были совершенно беспомощными и лишь сосали материнское молоко, так что мать неутомимо охотилась то в верхнем, то в нижнем конце долины, а порой даже на самой вершине горного хребта, километрах в шестнадцати от логова. Однажды, когда пара черных орлов начала чересчур внимательно рассматривать детенышей сверху, она перетащила их в другое логово, находившееся на соседней горной гряде. Это оказалось нетрудно, однако заняло довольно много времени: нужно было дождаться темноты, чтобы орлы улетели прочь, в свои горы, а потом по одному перетащить детенышей, аккуратно держа их за шкирку, по узкой горловине — запасному выходу из логова наверх — через плоскую долину и темный лес внизу, а потом снова подняться высоко, к другому гнезду, которое она приготовила загодя. Каждый раз, когда она уносила очередного детеныша из своего все уменьшавшегося выводка, оставшиеся малыши продолжали счастливо играть, точно по каким-то
Через две недели, после тщательной разведки, она перенесла свой выводок на прежнее место.
Чтобы малышам хватило молока, она охотилась, не зная жалости, и охота редко оказывалась неудачной. В тот год особенно расплодились дикобразы, и она стала чуть ли не специалистом по охоте на них, умудряясь уловить именно то мгновение, когда дикобраз наконец поворачивается спиной, чтобы послать в морду врагу заряд своих смертельно опасных игл; в этот миг она, извернувшись, и наносила дикобразу сокрушительный удар по голове. Дикобразы, любившие лакомиться нежнейшими корешками и луковицами диких растений, сами служили отличной пищей для маленьких леопардов, которые быстро росли. В последний раз самка убила для своего семейства крупного бушбока, и этой антилопой они питались целую неделю. Наконец, после сотен уроков, когда ее дети охотились на кузнечиков, лягушек, речных крабов, мышей и землероек, а порой — для отработки техники — даже на маленьких антилоп, воспитание молодых леопардов, которому она отдала столько времени, было завершено. Детеныши один за другим вдруг просто обнаруживали, погнавшись за мышью или куропаткой, что мать куда-то исчезла. В конце концов с нею остался лишь этот последний, с поразительным упорством продолжавший ходить за матерью по пятам. При желании она довольно легко могла бы удрать от него, однако прокормить одного детеныша ничего не стоило, а вскоре они уже охотились вместе и почти на равных.
По своему поведению молодой леопард ничуть не отличался от прочих представителей племени, однако кое-что в облике существенно выделяло его среди других леопардов: с головы до кончика хвоста он был черным как смоль. И казалось, что морда у него еще чернее, видимо, потому, что глаза особенно ярко выделялись на этом угольно-черном фоне.
Сейчас, когда закатные лучи просачивались сквозь листву, оставляя среди папоротников лужицы золотистого света, глаза его казались изумрудно-зелеными, но в ночной тьме, особенно при виде костра, они вспыхивали красным, точно угли. Итак, молодой леопард являл собой исключительно яркий образчик меланизма.
Встретившись теперь со своими детенышами, самка уже не признала бы их. Территория, где обитали они с сыном, принадлежала не только ей, однако благодаря сложному и взаимовыгодному расписанию проживавшие здесь леопарды, среди которых было и два совершенно взрослых самца, редко позволяли себе враждовать друг с другом, по крайней мере из-за охоты. Запах другого леопарда всегда позволял определить, когда именно и в каком направлении он прошел, и, подобно маякам в этом океане зеленых теней, сложная система своих и чужих запахов вспыхивала то красным, то зеленым огнем старинного языка предостережений.
Пока пищи было в достатке, охотничьи территории редко перекрывали одна другую; когда добычи стало меньше, пятнистые охотники стали совершать «радиальные» вылазки в разные концы своего района, и тонкую сложную систему взаимных ограничений и прав пришлось снова регулировать.
Успешно вырастить четверых детенышей сразу — случай редкий, большая удача; им очень повезло, ибо тот год оказался исключительно изобильным. В тяжелые времена удачей было бы сохранить и одного малыша. Однако даже этот единичный случай, когда в лесах у подножия гор одновременно подросли четыре молодых леопарда, неизбежно должен был нарушить здешнее равновесие, и если бы молодые самки впоследствии не ушли далеко от этих мест, в горы и даже дальше, их собственное потомство имело бы крайне мало шансов выжить.
Уже и сейчас чувствовалось, что дичи становится все меньше и меньше. Дикие свиньи давно уже исчезли из горных долин, расположенных между мысами-близнецами, и перебрались в более густые лесные массивы; бушбоки тоже стали чересчур осторожными, а мартышки и бабуины, казалось, пребывали в состоянии вечной сварливой ссоры.
Бурно увеличившееся людское население данного региона начало выходить за пределы, строго установленные нормами цивилизации, как то случалось уже множество раз во множестве других мест земного шара, и, как и всегда прежде, натиск цивилизации оказался не только решительным и безжалостным, но и еще более сократил старинные территории проживания диких животных.
Когда самка леопарда снова почувствовала тягу к самцу, ее отношение к сыну быстро переменилось. Она давно уже порыкивала на него и сердито замахивалась лапой, однако же лишь в тот полдень, когда огромный чужой леопард свирепо глянул на него и припал к земле на дальнем конце лесной прогалины, черный детеныш познал настоящий страх. Мать стояла в стороне, а взрослый самец пошел прямо на него с угрожающим раскатистым рыком, и черный бросился бежать.
Через некоторое время он, правда, снова отыскал мать в логове среди скал; она приветливо лизнула сына, и жизнь молодого леопарда вошла в привычную колею.