Опасное соседство

Вильмонт Екатерина Николаевна

— Ну и как она тебе?

— Да что там под кремом разглядишь? А вот что мне совсем не понравилось, так это портрет Феликса.

— Какой портрет?

— Да я же тебе показывала — у неё в комнате, на серванте, его портрет стоит. В рамке.

— Кроме шуток?

— Какие шутки, Мотька! Неужели ты не заметила?

— Нет, не успела! Ну и что теперь со всем этим делать? Аська, давай позвоним мальчишкам, может, они что-нибудь придумают!

— Они нас только на Смех поднимут! Подумаешь, какая-то баба держит у себя его портрет.

— Я, между прочим, тоже не отказалась бы! — заявила Мотька.

— А мне как-то от этого тревожно! Мне почему-то

кажется — она этот портрет у себя держит, чтобы не забывать о мести.

— Слушай, у меня идея! Ты не знаешь, Николай Николаевич будет сегодня на концерте?

— Николай Николаевич? Не знаю, а что?

— Можно было бы с ним поговорить в. неофициальной обстановке, посоветоваться, он хороший мужик! Неужели ж он не придет на концерт после того, как Игорь Васильич его прослушал, посоветовал в консерваторию поступать?

— А если он занят, если билета не достал?

— Да он же мент, пройдет как-нибудь и без билета.

— Он, кажется, не из таких… Но вообще идея неплохая, у него в этой истории глаз совсем свежий будет, а у нас, наверное, как говорил Шарапов, он уже замылился!

Нам всюду какие-то жуткие убийцы мерещатся.

— Не просто убийцы, а убийцы Феликса!

— Вот именно, — засмеялась я.

Глава XIX

ЕСЛИ БЫ НЕ МЕФИСТОФЕЛЬ…

Почему-то всякий раз в Большом зале консерватории мне нестерпимо хочется, чтобы концертант (но не дедушка, конечно) споткнулся о порог при выходе на сцену. Прекрасно понимаю, что это гнусное желание, но ничего не могу с собой поделать.

На концерт мы приехали всей семьей, оставив в квартире только Лорда, Мефистофеля и двоюродную сестру тети Липы — Лизавету. Это очень веселая молодая женщина, которой предстоит сегодня накрыть на стол и по Липочкиному звонку поставить в духовку жаркое. При виде Лизаветы дедушка всегда поет:

Ах ты, Лиза, Лизавета, Я люблю тебя за это, Вот за самое за это, Что ты Лиза, Лизавета!

А Лизавета неизменно начинает хихикать в кулак и отвечает:

— Ой, да ну вас! Тетя Липа, нарядная, взволнованная, сидит вместе с мамой и папой в ложе. С ними же сидит и Ниночка, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а мы с Мотькой гордо восседаем во втором ряду партера, слева от прохода.

Я ужасно люблю дедушкины концерты. Он сейчас редко поет в Москве, а публика его любит, ждет, волнуется. Все его поклонницы уже знают, что он женится на парижанке, они смотрят на ложу, шушукаются, шуршат букетами… Многих я знаю в лицо и уверена; что они готовы вцепиться в волосы любому, кто попробует хоть что-то дурное сказать об их кумире.

В первом отделении дедушка поет арии из опер, а во втором — песни Шуберта и романсы Даргомыжского и Римского-Корсакова.

И вот они с Александром Ефимовичем выходят на сцену. Дедушка — во фраке, а Александр Ефимович — в смокинге, такие торжественные, красивые!

Первый номер у дедушки всегда чуть хуже остальных — сказывается волнение, но пока он поет эту первую вещь, он успокаивается, голос уже звучит свободно, и дальше все идет прекрасно. Плохих концертов я что-то не припомню.

К середине первого отделения публика уже наэлектризована, многие поклонницы не выдерживают и после каждого номера начинают подносить букеты. Дед всем им

Улыбается и старается как-то обыграть каждый букет, чтобы никому не было обидно. «Я же знаю, — говорит он, — они порой во всем себе отказывают, чтобы купить букет, так как же я могу просто швырнуть его на рояль, даже не взглянув?!» Приподнятая праздничная атмосфера

концерта проникает в кровь, и я чувствую себя счастливой. С Мотькой происходит то же самое. Мы с нею изредка переглядываемся и восторженно улыбаемся. Глаза у Мотьки чуть пьяные. У меня, наверное, тоже. После очередного номера поклонницы ринулись к сцене с букетами, и вдруг Мотька толкает меня локтем. В третьем ряду партера, справа от прохода, сидит Феликс. Он, очевидно, только что появился, не могли же мы его не заметить. И сразу настроение падает, в сердце заползает тревога. Нет, нельзя, чтобы он испортил мне дедушкин концерт. С какой стати! Я беру себя в руки и пытаюсь выкинуть его из головы. И вот первое отделение кончается. Публика в восторге. Опять цветы, цветы… Теперь ещё выносят корзины от администрации, от филармонии, красивые корзины, но обычные, и вдруг… трое служителей выносят и ставят на сцену даже не корзину, а целую лодку белой сирени.

— Аська, какая красота! — восторженно шепчет Мотька. — Ее к вам домой повезут?

— Не думаю, тут целый грузовик нужен! Взгляд мой падает на Феликса, и я тут же понимаю, что эта корзина от него. Интересно, он ведь, кажется, не знаком с дедом? Или он его горячий поклонник?

В антракте дедушка никого к себе не пускает, даже Ниночку. Мы с Мотькой выходим в фойе. Феликс кивает нам, но мы, не сговариваясь, делаем вид, что не замечаем его, и гордо проходим мимо. А почему — и сами не знаем. На каждом шагу попадаются знакомые, а вот и Николай Николаевич. Без формы я его не сразу узнала.

— Ася! Матильда! Привет, девочки!

— Здрасьте, Николай Николаевич! Как ваши дела? Поете?

— Готовлюсь, все, как Игорь Васильич велел. Буду летом поступать. Он мне такую надежду дал! И веру.

— А любовь? — нахально спросила Мотька. Николай Николаевич зарделся.

— Не до любви сейчас. Совсем зашился. Ну, а у вас что? Опять кого-нибудь ловите? Мы переглянулись.

— Значит, я правильно понял? Ну и кто теперь попал в поле вашего зрения?

— Мы все хотели к вам прийти, Николай Николаевич, посоветоваться, да неудобно было.

— Это почему?

— Мы пока ни в чем не уверены.

— Опять бандиты?

— Хуже!

— Тогда уж прошу, приходите завтра ко мне в отделение, хотя нет, завтра — воскресенье… А сейчас ведь мы не успеем все обсудить… До понедельника дело терпит?

— Наверное.

— Ну и отлично. Жду вас в понедельник в десять часов. Хотя вы же учитесь… Но не беда. Я дам вам повестки, покажете их в школе, и дело с концом. А если спросят, скажете — давали показания. Договорились?

— Да!

Мы с облегчением вздохнули. Теперь осталось только дожить до понедельника и можно будет все наши жуткие тайны вывалить милому капитану Шадрину. Он все поймет и скажет, что нам делать.

Концерт имел грандиозный успех. Деду пришлось на «бис» спеть ещё почти целое отделение. И вот в зале уже потушили свет, а самые стойкие поклонницы ещё продолжают аплодировать. Мы с Матильдой бежим к дедушке за кулисы. Там уже уйма народу. Ниночка, гордая, сияющая, стоит рядом с дедом, и он знакомит её со всеми, кто подходит поздравить его. Я сразу вижу, что сам он тоже доволен концертом. Вдруг появляется Феликс. Женщины тихонько ахают. Он подходит к маме, целует ей руку, и она подводит его к дедушке. Я не слышу, о чем они говорят, но вижу, что и Ниночка смотрит на него с восхищением. Наконец чужие расходятся, а все, кто остался, сейчас поедут к нам. Феликс предлагает свою машину, а дедушка радушно приглашает его поужинать с нами. Нигде от него спасу нет!