Опасное задание. Конец атамана(Повести)

Сергеев Александр

И все же не лежало у Ходжамьяра сердце к Чалышеву. Иногда он даже принимался ругать себя за то, что плохо думает про Алдажара. «Откуда беру? — удивлялся старик. — В большевики записался Алдажар, бандитов ловит. Совсем, может, он неплохой?».

А память тут же выталкивала из своих глубин то замеченный мимолетно по-волчьи яростный и короткий, как молния, блеск в глазах Алдажара, от которого словно сквозняк пробегал между лопатками, то его, похожую на гримасу усмешку, от которой тоже, если вглядеться в нее, становилось не по себе, потому что хороший человек так усмехаться не должен.

Чалышев же между тем дошел до переулка почти, но вдруг остановился.

— Айрана в твоем доме, ата, для меня не найдется с пиалку? — обернулся он к Ходжамьяру.

— Как это не найдется? — удивился старик и, заметив в конце улицы докторшу, подумал: «Не из-за нее ли вернулся?».

Кое-что старый Ходжамьяр стал примечать за Алдажаром последнее время.

Выпив наскоро несколько пиалок холодного айрана, Чалышев заторопился.

— Ну, я пошел, ата.

Однако, уходя, он постучал в комнату к Грачевой.

— Можно к вам, доктор? — и плечом прикрыл за собой дверь.

— Зачем вы меня называете доктором?

Чалышев пропустил вопрос мимо ушей.

— Ну-с, Мария Тихоновна, — усмехнулся он, — если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Вот я и решил. А то сколько вас к себе ни приглашал…

— Мне просто некогда, — перебила его Грачева. — Сейчас тоже некогда. Очень, — подчеркнула она, для убедительности скрестив на груди руки.

— Это я слышал уже много раз.

Чалышев подошел ближе, заглянул девушке в глаза настороженные, посуровевшие и понял, что не привыкли они открываться сразу, первому встречному до тех пор, пока сердце не подтвердит, что это уже можно сделать.

Но только Чалышеву наплевать было, какие глаза у Грачевой и что она думает о нем. Алдажар Чалышев привык считаться лишь со своими желаниями. И не будь сейчас в доме этого старого ишака Ходжамьяра и его сухопарой Магрипы, он бы иначе обошелся с этой девкой, совсем иначе. А виновата во всем, что он готов сделать с ней, она сама. Зачем неделю назад не проверила, что он сидит на террасе, ушла в сад к арыку, где, заставленная циновками стояла на подпорных столбах бочка. И там, забыв задернуть простыню, она разделась и стала под душ.

Он смотрел на нее, и в горле у него пересыхало все больше. Не выдержав, он шагнул с террасы. Под его ногой скрипнула половица. Девушка с криком сорвала простынь, завернулась в нее и кинулась опрометью в дом. Он за ней, но Грачева успела захлопнуть у него перед носом дверь. С той поры не может отделаться Чалышев от увиденного. Манит его к себе гибкая широкобедрая девичья фигура, в которой все удивительно ладно, все в меру, начиная с маленькой, красивой груди. Стоит вспомнить, как она стояла, потягиваясь, под струей воды или быстрая и белая, как метель, неслась навстречу, сразу бросает в жар.

Попытка заманить девушку, где не будет свидетелей, ни к чему не привела. Упорство медицинской сестры распаляло все больше.

Чалышев почти вплотную приблизился к Грачевой. На него смотрели все те же настороженные, непримиримые глаза.

«Ого, такая на весь Джаркент вой поднимет».

— Прошу извинить за беспокойство, доктор, — Чалышев круто повернулся и пошел из комнаты. «Не к спеху, — подумал он, — можно и подождать. Тем более, что ждать осталось совсем недолго… А тогда!»

Когда закрыл за собой дверь, какое-то время постоял возле нее, не в силах скрыть торжествующего блеска в глазах. «Скоро в ногах будет валяться».

В последнем письме, полученном от Дутова, неплохие вести. Атаман заканчивает подготовку к походу на большевиков и вот-вот двинет свои легионы. Они пойдут как смерч, сметая все на своем пути. Кто окажет им сопротивление? Особенно на первых порах. Эскадрон кавалеристов, приданных уездному чека? Или те двадцать милиционеров, которыми командует он, Алдажар Чалышев? А больше до самого Верного в одну сторону и до Омска в другую никаких крупных воинских подразделений. Между тем важно именно вначале похода не встретить упорного сопротивления. Тогда всюду, где пройдет атаман и где он только еще должен будет пройти, как лавины, покатятся восстания. Недовольных советской властью хватает. Это все, у кого отняли возможность жить сытно: поотбирали скот, дома, заводы, власть, положение. Такие не дрогнут. Они только и ждут своего часа, и они умеют лить кровь обидчиков. А как только Дутов дойдет до Волги, на помощь ему придут союзники. Их позовут, чтобы они помогли, а кому позвать, за этим дело не станет. Все продумано и учтено заранее.

Алдажар вышел на улицу. Полуденный зной еще не спал. Стоящий возле дувала карагач, до лоска обдутый ветрами, опустил изнанкой книзу листья и будто дремал.

В комнате Грачевой с шумом захлопнулось окно. Однако Чалышев думал уже не о ней, а о себе, о своем будущем. И рисовалось оно ему таким заманчивым, что захватывало дух. Ведь атаман твердо пообещал, что он, князь Чалышев, станет хозяином и наместником атамана по всему Туркестану.

Верилось, что будет именно так. Эта уверенность еще больше окрепла после того, как недавно он спас Дутова от верной гибели.

И теперь уже во втором письме атаман намекал про обещанное, значит, твердо решил держать данное слово.

На крыльцо вышел Ходжамьяр и крикнул вдогонку:

— Так не забудь про плов, Алеке!

— Не забуду, — ответил Чалышев и вспомнил, что когда этот старый козел угощал его айраном, то мельком упомянул про каких-то бандитов, а он, занятый мыслями о Грачевой, пропустил слова Ходжамьяра мимо ушей.

Перейдя на теневую сторону улицы, Алдажар быстро пошел к центру города. Но чем быстрее шагал, тем сильнее овладевало им беспокойство. Вот уже почти три месяца скоро, как он не мог отделаться от ощущения, будто вокруг него выросла стена недоверия, что председатель уездного чека Крейз слишком уж испытующе смотрит ему в глаза, разговаривая о каком-нибудь пустяшном деле, то другой какой-нибудь факт заставит насторожиться. Нередко теперь он с тревожным чувством стал просыпаться ночами и уже до рассвета был не в силах заснуть.

Этой же ночью

Дождь отшумел задолго до вечера. К тому времени, как отполыхать закатной заре и высыпать звездам, небо очистилось, но вскоре снова кругом заволокло, и до полуночи непрерывно хлестали жесткие с ветрами ливни.

Когда пробило двенадцать, в доме, где размещалось ЧК, в трех крайних окнах вспыхнул свет, упал на стоявшие рядом тополя и как бы вылепил их заново мохнатыми, с остро очиненными, благодаря теням, блестевшими черной влагой листьями.

Прошло около получаса, и к дому, отбрасывая из-под копыт шматки дорожной грязи, подскакали всадники. Сначала один, потом сразу трое, вслед еще два и еще, еще. Все они, соскочив с коней, кинув поводья появившемуся у привязи бойцу, торопливо вбегали на крыльцо, сбивая на ходу приставшую к сапогам грязцу. Некоторые являлись пешком и тоже шли прямо в кабинет к Крейзу. Приглашал он.