Опасность в бриллиантах
Шрифт:
Она слышала собственные вздохи, ахала, когда эти мучительные ощущения пронизывали ее насквозь, становясь все сильнее. Она отметила, что ласкающие руки передвинулись выше, теперь приближаясь к груди, и соски заныли, ожидая прикосновения, которое лишит ее остатков воли.
Она видела собственное грехопадение, стремительное, как у одинокой тоскующей вдовы, за которую он ее принимает.
«Ты должна прекратить это немедленно, иначе потом он не обратит на твои попытки внимания!» — пронзительно прокричал голос у нее в голове. Реальность нежелательно напомнила о губительной
Трудно было остановиться, труднее, чем она предполагала, хотя она едва знакома с ним и ей вовсе не требуется объяснять, какова цена подобной страсти. Он, конечно, понял это сразу же, едва она позволила первую вольность.
И все же Дафна собралась с силами и заставила тело, а потом и губы оцепенеть. Он заметил это сразу и прекратил поцелуй. Она знала, что далеко не все мужчины поступили бы так в подобных обстоятельствах. Каслфорд пытливо посмотрел ей в глаза, но она не пожелала ответить на его, взгляд. И тогда он опустил руки и шагнул назад.
В наступившей напряженной тишине Дафна с трудом собрала остатки самообладания. Она не могла винить его за оскорбление. Если вспомнить, как повела себя она сама, это было бы смешно. Но зато она твердо решила, что не побежит от него прочь, как испуганная мышка.
Повернувшись, Дафна беззаботно показала на дальнюю стену оранжереи.
— Позвольте показать вам, какую виноградную лозу мы тут вырастили, лорд Каслфорд. Она всегда поражает наших посетителей. Мы очень ею гордимся.
Она говорила, не замолкая, все время, пока они шли по проходу, соединявшему оранжерею с дальней гостиной, рассказывала про виноград и предлагала восхититься огромным горшком с камелией. Он шел молча — высокая темная фигура, излучавшая чувственную опасность.
Дафна надеялась, что он элегантно распрощается с ней и они сделают вид, что никаких поцелуев не было, но ошиблась. Каслфорд устремил на нее взгляд, полностью лишенный светской утонченности, взгляд мужчины, обдумывающего открывшиеся перед ним возможности и то, насколько сильна ее воля.
Да помогут ей небеса! Просто заглянув ей в глаза, он снова сумел возродить те самые ощущения.
— Думаю, мне придется посвятить весь следующий год тому, чтобы вновь вогнать вас в краску, миссис Джойс.
До чего возмутительная угроза! Раздосадованная Дафна присела в реверансе и повернулась, собираясь удалиться.
— Поскольку пьяницами я не интересуюсь, полагаю, моего самообладания хватит на целый год вторников, ваша светлость!..
Черт бы ее побрал!
Каслфорд сделал еще несколько глотков бренди из собственной фляжки. Оно согревало кровь, но не помогало улучшить настроение.
Он снова витиевато выругался, теперь вслух. Если Дафна Джойс его слышит, ему плевать. Впрочем, подумал он, и ей, вероятно, тоже.
Он проклинал Бексбриджа, его дурацкое завещание, письмо, а еще и трусость, из-за которой тот не пожелал сам улаживать дела своих бывших любовниц, а взвалил их на постороннего человека. «Я полагаюсь на то немногое хорошее, что еще осталось в вас». Да ничего в нем не осталось, будь оно все проклято! Бексбридж сам не раз на это указывал.
Может, это всего лишь последняя шутка старика, может, он хихикал, когда писал то чертово письмо. Самодовольный осел — нет, самодовольный лицемер — швырнул своего ненавистного родственника под ноги миссис Джойс, а миссис Джойс пусть объяснит ему, за что.
Каслфорд сделал еще глоток и окинул взглядом комнату. Такое впечатление, что цветы стоят на каждой свободной поверхности. Чертовы желтые и чертовы голубые цвета составляют бесконечный узор, повторяющийся в занавесях на кровати, шторах, подушках — во всем этом чертовом месте! Он сегодня увидел столько цветов, что ими можно устлать целое королевство. Наверное, теперь он никогда не сможет взглянуть ни на один цветок, не вспомнив этой ночи.
И ведь она уже уступила. Он точно это знал. Она стала такая покорная, сплошные вздохи, и мягкость, и чувственность, а он только не мог решить, отвести ее в постель или взять прямо там. И вдруг внезапно ничего. Совсем ничего! Где, черт ее побери, она нашла столько самообладания, чтобы превратиться в камень?
Женщины никогда с ним так не поступали. Никогда! Он знает женщин и знает, на что можно с ними рассчитывать, будь оно все проклято, и это не нормально. А потом она даже не запнулась, даже не покраснела, просто повернулась, как будто не была готова минуту назад сорвать с себя всю одежду, и совершенно хладнокровно начала рассказывать про какой-то чертов виноград. А он страдал от последствий своего возбуждения, которое она сначала поощряла, а потом так бессовестно оборвала.
Он еще раз поднес фляжку ко рту, но передумал. Если он напьется, то пылая от неутоленного желания к Дафне Джойс. Ему в жизни не встречалась женщина, сначала уступившая, а потом пошедшая на попятный, но он не собирается устраивать из-за этого сцену. Чувство собственного достоинства требовало, чтобы он сам отступил и приготовился к сражению на следующий день.
Каслфорд встал, сорвал с себя одежду, сдернул с кровати чертово цветочное покрывало, умылся и рухнул в постель. Он заставлял себя думать о чем-нибудь другом вместо приводившей в бешенство, желанной женщины, спавшей сейчас где-то в этом доме, хотя она должна была лежать голой рядом с ним.
Во всем этом есть только одно утешение: за исключением тех двух смертельно занудливых часов за обедом, больше он сегодня не скучал.
Глава 4
Приятно беззаботный и в самый раз навеселе, Каслфорд выпрыгнул из своего экипажа и вошел в клуб «Брукс». Он обвел взглядом библиотеку, и глаза его засветились, остановившись на глубоком кресле, где над открытой газетой склонилась темноволосая голова. Каслфорд решительно подошел к креслу.
— Ты становишься предсказуемым, Хоксуэлл, — произнес он. — Человек режима. Еще года не прошло, как ты завел домашний очаг, и посмотрите-ка — днем обитаешь в клубах, но не получаешь ни малейшего удовольствия от предлагаемых в них развлечений.