Опасные игры
Шрифт:
– С радостью встречусь с вами, – сразу согласилась миссис Фостер. – Я всегда восхищалась вашими репортажами. Вы работаете в опаснейших местах, доносите до людей самую суть событий. Вы очень смелая женщина.
– Благодарю, – промолвила Аликс.
Похвала Олимпии Фостер, которая была старше ее на восемь лет и служила символом благочестия, дорогого стоила.
Через два дня Дженнифер открыла перед Аликс дверь загородного дома. Взгляд у нее был строгий.
Аликс заранее выбрала серую юбку, джемпер и туфли на высоких каблуках, длинные светлые волосы стянула в аккуратный «хвост». Образ был элегантным и сдержанным. Она улыбнулась Дженнифер, однако та на улыбку не ответила.
Аликс проводили в небольшую гостиную, обставленную антикварной английской мебелью, и попросили подождать. Через несколько минут Дженнифер вернулась и пригласила ее следовать за ней. Это было сказано таким торжественным тоном, словно Аликс предстояло попасть в святую святых.
В доме было тихо. Сенатор Фостер жил в Чикаго и Вашингтоне, хотя родился в Иллинойсе. В Нью-Йорк вдова переехала после его смерти. Тут Олимпия жила шесть лет, однако дом смотрелся так, словно принадлежал ей десятилетиями.
В кабинете все, так или иначе, было связано с Биллом. В шкафах стояли книги, которые он когда-то читал, всюду были развешаны или расставлены его фотографии, над камином висел огромный портрет. Даже стол, похоже, был тем самым, за которым Фостер когда-то работал в Вашингтоне. Казалось, даже спустя шесть лет дух Билла витает в этой комнате.
Олимпия поднялась из-за стола, за которым работала, и с улыбкой подошла к Аликс. Она выглядела одновременно дружелюбной и застенчивой. Женщины пожали друг другу руки. Олимпия жестом указала на удобное кресло напротив своего. Билл Фостер с портрета отечески взирал на гостью.
Аликс села. На фотографиях всюду был сенатор, обнимавший супругу и детей, выступавший в сенате, пожимавший руки политикам и бизнесменам. На столе, на витой подставке, стояла книга Олимпии. С обложки также смотрел Билл Фостер. Здесь было уютно, но весьма странно: словно Аликс попала в библиотеку старинных изданий, прекрасную и в то же время эфемерную. Олимпия, устроившаяся в кресле напротив, тоже казалась нереальной. Было в ней что-то… уязвимое.
От кофе или чая Аликс отказалась, и через минуту Дженнифер с суровым выражением лица неохотно вышла из кабинета. Аликс и вдова сенатора остались вдвоем.
Олимпия исподтишка изучала журналистку. Она так часто видела ее по телевидению, что у нее складывалось ложное впечатление, будто они давно знакомы. Олимпия заговорила первой о каких-то пустяках. Вскоре женщины уже беседовали о сенаторе, обсудили портрет над камином. Аликс восхитилась его сходством с оригиналом, вдова смущенно покраснела. Судя по дате внизу портрета, он был написан уже после смерти Билла. Видимо, безутешная миссис Фостер заказала картину по фотографии.
Теперь Аликс понимала, почему несколько лет Олимпия оставалась вне поля зрения СМИ. Она была погружена в воспоминания и жила прошлым, продолжала оплакивать погибшего мужа так, будто он умер вчера. Глаза были грустными и серьезными, даже когда Олимпия улыбалась. В них словно застыло отражение давней потери. За шесть лет Олимпия немного состарилась, но ее красота почти не поблекла. В сорок семь она выглядела моложе своего возраста. Пожалуй, ей можно было бы дать даже не сорок, а тридцать пять, если бы не два озера боли в ее прекрасных глазах. Олимпия была в простой черной юбке и черной блузке. Даже колготки были черными.
Постепенно, шаг за шагом, Аликс стала приближаться к теме, которая привела ее к миссис Фостер. Конечно, она делала вид, будто заинтересована в новой книге Олимпии, и, как ни странно, чувствовала себя лгуньей. И все же дело – прежде всего.
– Вице-президент и ваш муж были весьма близки, – бросила она вскользь, кивнув на один из снимков.
– Да, были, – кивнула Олимпия. Ее синие глаза смотрели безмятежно. У нее были темные волосы и белая, словно фарфоровая, кожа, безупречно чистая, почти прозрачная. Она выглядела так, будто годами не выходила из дома и не видела солнечного света.
Аликс молчала.
– Тони и Билл росли в пригороде Чикаго, Лейк-Форест, – продолжила Олимпия. – Вместе учились в школе, вместе окончили Гарвард. С самого детства их судьбы были связаны. Билл рано пришел в политику, поскольку его отец работал в правительстве, а Тони с ранних лет во всем копировал Билла. После колледжа он перебрался в Нью-Йорк, и уж там его политические амбиции расцвели пышным цветом.
Кларк был одним из сенаторов Нью-Йорка, прежде чем стал вице-президентом.
– Настоящая мальчишеская дружба дала начало политической команде! – откликнулась Аликс.
– Да. Эта дружба не угасла и после смерти Билла. Тони поддерживал меня и детей, был невероятно добр. Кстати, он стал крестным отцом моего сына. Дети воспринимают его как родственника. А теперь, без отца, Тони Кларк остался для них единственным примером для подражания.
– Как я поняла, ваши дети ведут активную жизнь, – произнесла Аликс.
– Джошу уже двадцать четыре года, у него ученая степень по сельскому хозяйству. Он работает в Айове, руководит фермой по производству органических овощей. Он, знаете ли, не рвется в город. Хочет быть ближе к корням, как он говорит. Моей дочери Дарси двадцать два года. Сейчас она в Зимбабве, помогает деревенским жителям обустраивать быт. Ее команда копает канализацию, бурит скважины для колодцев. Это гуманитарная миссия. Мои дети делают то, что им нравится. Это мы с Биллом поощряли их быть социально активными. Я горжусь успехами Джоша и Дарси.
– Как вы думаете, они не пойдут по стопам отца? – спросила Аликс.
– Вряд ли. Оба знают, какую высокую цену заплатил Билл, пытаясь нести знамя справедливости в современном мире. Они выбрали иной путь. Каждый из них вносит лепту в будущее человечества, старается улучшить этот мир. Просто делают это немного по-другому. Не всегда нужно вести за собой миллионы, порой достаточно исцелить частицу мира собственными руками.
По коже Аликс побежали мурашки.
– Как благородно, – с чувством произнесла она. Ей хотелось спросить, отчего же Олимпия просто пишет книги, вместо того чтобы улучшать мир вместе со своими детьми, но не решилась. – У меня дочь. Она учится на втором курсе в Университете Дьюка. Мечтает быть юристом. Постоянно говорит о правах женщин, хочет работать на Ближнем Востоке. Мне кажется, современное поколение постоянно стремится улучшить мир. Не помню такого альтруизма во времена своей молодости.
– Я тоже, – рассмеялась Олимпия. – Кстати, я окончила юридический, однако преследовала более приземленные цели. Меня интересовало антимонопольное и налоговое право.
Аликс знала, что во время расцвета карьеры мужа Олимпия выступала за права женщин, но в последние годы ее социальная активность утихла, она ушла из юридической практики и политики. Преданная соратница мужа, с его смертью Олимпия потеряла и саму себя, запершись в доме с работой над никому не нужной книгой.
– Я должна признаться, – осторожно промолвила Аликс, понимая, что разговор ушел совсем в другое русло, – что у меня есть пара вопросов про Тони Кларка. Они не дают мне покоя. Тони Кларк, вице-президент и благороднейший человек, зачастую появляется в закрытых кругах в обществе известных лоббистов, которых не поддерживает его партия. Мне показалось, вы можете пролить свет на эту тайну, вы же так хорошо его знаете.