Опасные клятвы

Джеймс М. Р.

Я чувствую, как его пальцы скользят по моему входу, дразня меня. Я выгибаюсь в нетерпении и чувствую вибрацию его смеха на своей коже.

— Ты хочешь этого, — пробормотал он. — Я дал тебе попробовать, и ты ненасытна.

— Адрик..., — стону я, прижимаясь бедрами к его рту, и тянусь вниз, проводя руками по короткой стрижке его светлых волос. — Перестань дразнить меня.

— О, это не дразнилки, принцесса.

Он отстраняет свой рот от меня, когда говорит это, и вдруг наклоняется надо мной, его пальцы проворно расстегивают пуговицы на брюках, освобождая его член. Он твердый

и толстый, заполняет всю ладонь, когда он проводит рукой по его пульсирующей длине, и вдруг я чувствую, как горячая, набухшая головка упирается в мой клитор.

— Это дразнилка, — пробормотал он и наклонился, чтобы снова поцеловать меня.

Я задыхаюсь, когда он трется об меня, слизистая смесь его спермы и моего возбуждения смешивается, создавая восхитительное, горячее трение между головкой его члена и моим клитором, и я знаю, что сейчас кончу. Каждый раз, когда я начинаю дергаться и вздрагивать, он отстраняется, опуская головку члена ниже, чтобы обвести мой вход, а затем снова поднимается вверх, пока я не чувствую, как набух и стал чувствительным мой клитор, жаждущий кончить. Я беспомощно извиваюсь под ним, глядя на его довольное выражение лица.

— Пожалуйста, — шепчу я, и он смеется, низко и похотливо, снова целуя меня.

— Принцесса Братвы, умоляющая своего телохранителя заставить ее кончить.

— Адрик, я клянусь...

Он снова смеется над этим, но когда он снова толкает набухшую головку своего члена ко мне, и на мою плоть капает еще больше его слизистой спермы, он не отстраняется, и я чувствую, как мое тело напрягается, оргазм разворачивается где-то глубоко внутри меня, прежде чем мои ногти впиваются в его плечи, а моя голова откидывается назад в беззвучном крике, его тело прижимается к моему, и он крепко целует меня. Я выгибаюсь на нем, скрежеща от оргазма по скользкой длине его члена.

Я все еще кончаю, когда чувствую, как он входит в меня, его руки лежат на моей талии, на моих бедрах, а его рот скользит по моему. Я задыхаюсь, сжимаясь вокруг него, и чувствую его стон на своих губах, когда он поднимает меня, переворачивая на кровати так, что он оказывается сверху, а моя голова прижимается к подушкам.

Я хочу, чтобы он был раздет, кожа к коже. Я стягиваю с него рубашку, когда он входит в меня, пальцами перебирая широкие, обнаженные мышцы, спускаю штаны с его бедер, чтобы я могла насладиться его прижатой ко мне кожей, блестящей от пота, как можно больше. Раньше здесь было холодно, но теперь здесь тепло, я и Адрик, и мне кажется, что я не могу насытиться этим.

— Кончи для меня еще раз, — дышит он мне в ухо. — Я так близко, подари мне еще один, прежде чем мне придется вырваться.

Я хочу сказать ему, чтобы он этого не делал. Я хочу кончить, пока он заполняет меня, почувствовать его горячий прилив, ощутить, как он пульсирует внутри меня, так глубоко, как только он может, пока мы кончаем вместе. Но я знаю, что лучше. Даже в порыве вожделения я понимаю, что было бы плохой идеей позволить ему кончить в меня.

Мы должны использовать защиту. То, что мы этого не делаем, уже плохо.

Он всаживается в меня еще раз, сильно, и одного осознания того, что он сдерживает свой собственный оргазм, чтобы позволить мне кончить еще раз, достаточно, чтобы я перешла грань. Я обхватываю его, спутываю ноги и цепляюсь пальцами за его плечи, сжимаясь и содрогаясь вокруг него. Я слышу душераздирающий стон, который вырывается из его рта, когда он отстраняется от меня, его рука дергается по его скользкой длине, когда он направляет ее на мой живот и проливает перламутровую жидкость на мою кожу.

Я все еще тяжело дышу, когда он рушится рядом со мной, его форма облегает бедра, а рука все еще свободно обхватывает его член.

Я не хочу говорить ему, чтобы он уходил. Но я вижу, как тикают часы рядом с кроватью, и понимаю, что если он не уйдет в ближайшее время, то я опоздаю к ужину. А если Лилиана или Николай по какой-то причине заглянут ко мне и найдут меня здесь...

— Мне нужно собираться. — Я поворачиваюсь и с сожалением смотрю на него. — Николай придет...

— Черт. — Он садится, его светлая кожа все еще раскраснелась. — Я должен идти.

Я киваю, тяжело сглатывая. Я никогда не знаю, что делать после этого. Похоть – это просто. Хотеть его – легко. Знать, что делать с чувствами после этого, гораздо сложнее.

Особенно когда я не знаю, какое у нас может быть будущее.

— Мне жаль. — Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как сердце замирает в груди. — Я знаю, это сложно...

— Все в порядке, Котенок. — Он целует меня в лоб, убирая с лица спутанные волосы. — Я пойду.

Я смотрю, как он собирает свою одежду, и я бы наслаждалась зрелищем того, как он застегивает брюки и натягивает рубашку, как напрягаются его мышцы под тканью, если бы не чувствовала себя в таком смятении.

Неужели я влюбилась в него?

Иногда кажется, что да. То, что он говорит мне, то, как он заставляет мое сердце биться, а желудок сворачиваться в узел, то, как я чувствую заботу и безопасность, когда он рядом, многое из этого похоже на зарождение любви. И все же...

Я никогда не была свободна выбирать, кого любить. Не знаю, изменилось ли это.

Мой брат теперь пахан. Он не верит во все старые порядки, но от некоторых из них избавиться труднее, чем от других. К ним относится и моя ценность как средства укрепления ослабленной Братвы, которую он взял под свой контроль.

Когда Адрик уходит, я встаю и принимаю душ. Высушенные феном волосы мягким прямым потоком падают на плечи, и я подхожу к шкафу и просматриваю висящую там одежду. Наряжаться к ужину не обязательно, но наш отец всегда настаивал на этом, и это одна из традиций, которую Николай сохранил для семейных ужинов, которые мы устраиваем сейчас. Я бросаю взгляд на смятую постель, пот и одеколон Адрика смыты с меня, и это единственный признак того, что он был здесь.

Как ты думаешь, чем все это закончится? Спрашиваю я себя, доставая из шкафа пару узких черных брюк и кашемировый свитер кремового цвета. Скорее всего, несчастливым концом для нас с Адриком.