Опасные пассажиры поезда 123
Шрифт:
Но поезд пошел дальше плавно, и Лонгмэн вынужден был признать — в глубине души он прекрасно понимал это и раньше, — что с мотором все в порядке. Просто машинист слишком резко прибавил скорость, или вагон качнуло на повороте, или на рельсы вдруг неизвестно откуда выбежала собака — какой же машинист захочет сбить собаку?
Лонгмэн стал отчаянно перебирать другие возможности. А вдруг кто-то из команды заболел? Попал в аварию? Но Стивер настолько туп, что просто не понял бы, что болен, а Райдер… Райдер, если понадобится, встанет со смертного одра. А вдруг этот зацикленный на себе Уэлком затеет драку? Он оглянулся и посмотрел на Уэлкома.
Сегодня я умру, вдруг подумал Лонгмэн, и его затопил новый прилив жара, словно внутри вспыхнул костер. Он почувствовал, что задыхается, ему захотелось сорвать с себя всю одежду, чтобы дать воздуху доступ к своему пылающему телу. Он схватился за пуговицу на вороте плаща и уже было расстегнул ее, когда вспомнил: Райдер запретил расстегивать плащи. Пальцы вдавили пуговицу обратно в петлю.
У него дрожали ноги, они тряслись мелкой дрожью от паха до подошв его ботинок. Лонгмэн надавил ладонями на колени, вжимая подошвы в грязный пол, пытаясь унять непроизвольную чечетку. Может быть, он уже привлекает внимание окружающих? Может, на него уже пялятся со всех сторон? Не хватало духу поднять глаза. Словно страус. Он уставился на свои руки, судорожно вцепившиеся в узлы шпагата. Потом, опомнившись, разжал покрасневшие пальцы и подул на них. В окне напротив серый бетон туннеля внезапно сменился кафелем станционной стены.
— «28-я улица». Остановка «28-я улица».
Лонгмэн встал. Ноги еще дрожали, но передвигался он, как выяснилось, вполне сносно. Платформа снаружи замедляла бег, размытые фигуры пассажиров начали приобретать подробные черты. Мальчишки у двери зашипели, нажимая на воображаемые тормоза. Он взглянул в конец вагона. Уэлком не шевелился. Платформа за окном вагона остановилась. Люди сгрудились у дверей, ожидая, когда они откроются. Он увидел Райдера.
Райдер стоял, прислонившись к стене, совершенно спокойный.
Глава II
Денни Дойл
Где-то по дороге Денни Дойл заметил на платформе лицо, показавшееся ему смутно знакомым. До самой «Тридцать третьей» он мучительно пытался вспомнить, где видел этого человека, и вдруг ответ засиял у него в голове, как яркая лампа, внезапно включенная в темной комнате. Это было типично ирландское лицо, смуглое и костлявое, такие лица всегда мелькают в репортажах об убийстве очередного боевика Ирландской республиканской армии. Похожее лицо было у репортера «Дейли Ньюс», который около года назад что-то вынюхивал здесь для своей статьи о подземке. Отдел по связям с общественностью Управления городского транспорта подсунул ему Денни — «типичного машиниста-ветерана», — и корреспондент, бойкий молодой осел, завалил его кучей вопросов; некоторые из них звучали совершенно по-идиотски, но, по зрелом размышлении, оказались вовсе не так просты.
— О чем вы, ребята, думаете, когда ведете поезд?
На секунду Денни показалось, что это западня, что репортер каким-то образом проник в его тайну. Но это же невозможно: он ни разу в жизни ни единым словом ни одной живой душе не обмолвился об этом! Не то что бы тут было что-то преступное, просто не пристало взрослому человеку играть в дурацкие игры. Не говоря уж о том, что начальство вряд ли будет в восторге, если узнает об этом.
И он с непроницаемым видом отчеканил:
— У машиниста нет времени ни о чем думать, кроме своей работы. Мы, знаете ли, довольно сильно заняты.
— Да вы же изо дня в день таращитесь на одни и те же рельсы, — удивился газетчик. — Чем это, собственно, вы так уж заняты?
Денни выругался про себя.
— Это одна из самых загруженных линий в мире. Вы хоть знаете, сколько тут ежедневно проходит поездов, сколько у нас миль пути?…
— Ага, в Управлении просветили, — быстро ответил репортер. — Более четырехсот миль рельсов, семь тысяч вагонов, восемьсот-девятьсот поездов ежечасно в часы пик. Я в восхищении. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Я отвечу на ваш вопрос, — тоном праведника сказал Денни. — О чем я думаю, когда веду поезд? О следовании расписанию и о соблюдении правил безопасности. Я слежу за сигналами, стрелками, контролирую двери. Стараюсь вести поезд без толчков, не отрываю глаз от рельсов. У нас даже есть поговорка: «Знай свой рельс», и мы всегда…
— Хорошо-хорошо. И все-таки: неужели вы никогда не думаете, ну, например, о том, что будете есть сегодня на обед?
— Я знаю,что буду есть на обед. Я сам готовлю его себе каждое утро.
Репортер засмеялся, и фраза про обед даже была напечатана в заметке, которую «Дейли Ньюс» опубликовала через несколько дней. Его имя также было упомянуто в статье, и несколько дней Денни ходил знаменитостью, только вот Пэг слегка разозлилась:
— Как это понять — «сам себе готовлю»? А я-то думала, это я вылезаю из постели ни свет ни заря, чтобы приготовить тебе обед!
Денни объяснил, что очень ценит ее заботу, просто слова вырвались как бы сами собой. Тогда, к его изумлению, она вдруг спросила:
— Ну, так и о чем же, черт побери, ты на самом деле думаешь?
— Я думаю о Боге, Пэг, — серьезно ответил он и тут же прикусил язык, поскольку Пэг немедленно посоветовала ему «приберечь эту брехню для отца Моррисси». А потом вновь заладила свое: какой он неблагодарный и как теперь все их друзья будут думать, будто это он готовит себе обед, а она спит до полудня, и так далее и тому подобное.
Ну а что он мог сказать — признаться, что подсчитывает вес? Он — такой спокойный, трезвый (почти всегда), «опора прихода» (как его называет отец Моррисси)? Но, господи, приходится же думать хоть о чем-нибудь,иначе просто крыша поедет. Проблема в том, что если у тебя стаж без малого двадцать лет, вождение неизбежно становится рефлекторным — устанавливаются связи между глазами и сигналами семафора, между руками и контроллером, ногой и тормозом, так что все получается как бы само собой. За двадцать лет он не сделал ни одной серьезной ошибки.
Вообще, за всю свою жизнь в метро он допустил лишь одну настоящую ошибку, и это было вскоре после того, как он сдал экзамен, оттрубив обязательные шесть месяцев кондуктором. Бог свидетель, он по-настоящему облажался. И вовсе не из-за того, что подсчитывал вес — тогда он этим еще не занимался. Так или иначе, на скорости сорок миль в час Денни пролетел прямо на красный свет. Надо отдать ему должное, он сразу же начал тормозить, но к этому моменту уже сработали автоматические блокираторы, и поезд быстро остановился. Все обошлось. Пассажиров, конечно, слегка тряхнуло, но никто не ушибся и жалоб не было. Он спустился на пути, вручную опустил блокиратор, и на этом все закончилось. Правда, позже он получил хороший втык, но начальник участка принял во внимание его неопытность и не стал писать рапорт. Кстати, за все время работы на него ни разу не накатали ни одного рапорта, а это тоже что-то да значит.