Опасные пути
Шрифт:
Прирожденная грация и изящество маркизы спасли ее от шаржа. Каждая ее колкость была остроумна и не оскорбляла слушателей. Когда она кривила свой ротик, чтобы воспроизвести шипящую речь княгини, то становилась еще восхитительнее.
Король был в восторге и несколько раз говорил: “Прекрасно, восхитительно, бесподбно!”. Когда же маркиза закончила свое представление изящной шуткой, вложенной в уста княгини, он, невзирая на свое достоинство, вскочил с кресла и весело воскликнул:
— Чудесно, чудесно!.. Я непременно расскажу это Мольеру!
— Государь, — быстро проговорила Атенаиса, — я надеюсь, что Вы не выдадите меня.
— Вы правы, — сказал король, снова делаясь серьезным. — Подобные шутки предназначаются только для тесного кружка. Вы привели меня в восхищение; благодарю Вас, Луиза, за приятное времяпрепровождение. Я желал бы почаще видеть Вас здесь, маркиза.
Король произнес последние слова с особым ударением, сопровождая их выразительным взглядом. Серьезное настроение снова покинуло его и он стал смеяться, вспоминая все виденное и слышанное. Его смех был чрезвычайно заразителен, так что и Лавальер также непринужденно и весело рассмеялась, а к ним присоединилась и Монтеспан.
Легкий стук в дверь был заглушен этим взрывом веселья; стук возобновился и продолжался до тех пор, пока не был услышан Луизой, которая поспешила к двери. Только что-нибудь особенное могло заставить побеспокоить короля во время его пребывания у своей возлюбленной.
Приоткрыв дверь, Луиза увидела свою камеристку.
— Что тебе надо, Бертина? — спросила она.
— Откройте скорей. Господин де Бриенн желает немедленно видеть короля.
— Что случилось? — спросил Людовик, не вставая с места. — Разве это уж так важно, что понадобилось побеспокоить меня?
— Ваше величество, кажется, что-то случилось, — ответила Лавальер, — это господин де Бриенн нарушил наше веселье; он желает немедленно видеть Вас, Ваше величество.
Король, ни слова не говоря, поднялся с кресла и быстро вышел из комнаты. Немного погодя он снова вернулся; его лицо было сумрачно. Посмотрев на часы, он проговорил:
— Полчаса тому назад, в самый разгар нашего веселья, ее величество королева-мать в носилках покинула Валь де Грас. Она ужасно страдает. Я должен оставить Вас, Луиза. Королева, вероятно, уже скоро прибудет в Лувр, я хочу встретить ее там.
Он поцеловал руку Лавальер и сделал Монтеспан знак подойти поближе.
— Если будущее принесет нам еще радость, то я с удовольствием проведу время с такой занимательной собеседницей, как Вы, — с этими словами король быстро подошел к вазе, наполненной чудными цветами из драгоценных камней и перламутра, и вынул один из них. — В данный момент я ничего не могу дать Вам на память, возьмите этот цветок в воспоминание о тех веселых минутах, которые Вы доставили мне.
— Ваше величество, Вы подавляете меня своей милостью, — сказала Монтеспан, низко кланяясь. — Этот цветок будет отныне моим драгоценным сокровищем, во-первых, как память о Вас, Ваше величество, а во-вторых, как вещь, принадлежавшая моей дорогой Луизе, которой я обязана сегодняшним триумфом.
Король еще раз очень приветливо раскланялся и ушел. Несколько минут спустя, его экипаж уже катился по направлению к Лувру. Лавальер стояла у окна.
“Сегодня я вступила на путь, который должен привести меня к цели; быть может, власть когда-нибудь и будет в моих руках,” — сказала сама себе Атенаиса, рассматривая данный ей королем цветок.
Между тем Лавальер отошла от окна и обратилась к подруге:
— Видишь ли, дитя мое, по какому опасному пути идут те, которые увлекаются любовью к королю? Где теперь эта княгиня Монако? Он смеется над ней. Где Манчини? Забыта. Все они хотели подняться очень высоко, а этого Людовик не терпит. Я ищу только его любви, а потому уверена, что он не разлюбит меня. Мне не нужны ни корона, ни слава. Я хочу только видеть счастливого, любящего Людовика в своих объятиях, на своей груди, — с безграничной нежностью проговорила фаворитка.
— Не обладая властью, трудно добиться любви монарха, достижение этой власти трудно, даже опасно но, кто ею обладает, тот без сомнения достигнет многого, — спокойно заметила Монтеспан.
V
Встреча
В то время как экипаж короля направлялся к Лувру, по улице Сэн-Жак двигалось необычайное шествие, вышедшее из ворот Валь де Грас.
Валь де Грас был построен и украшен Анной Австрийской и служил любимым местопребыванием королевы. Здесь в обществе монахинь, принадлежавших к древнейшим фамилиям Франции, она искала отдыха после шумных придворных празднеств. Валь де Грас находился на самом краю Парижа; путешествие туда было довольно затруднительно, а вход сопряжен с целым рядом церемоний, которые строго соблюдались благочестивыми монахинями; поэтому приближенные королевы старались устроить так, чтобы она переселилась в Лувр. Сначала королева-мать всеми силами противилась этому, но в конце концов окружающим удалось убедить ее переехать.
Был довольно холодный день, когда королева оставила свой любимый приют. Чтобы примирить больную с переселением в Лувр, ей обещали привести нового врача итальянца, творившего, по словам приближенных, чудеса своими мазями и каплями.
Анна Австрийская в ответ на эти обещания только горько улыбнулась, она уже утратила веру в возможность выздоровления. Врачи, лечившие ее до того времени, были очень недовольны появлением нового светила. Они хотя и были убеждены в бесполезности какого бы то ни было лечения, но сознавали, что, если иностранцу удастся доставить королеве хоть небольшое облегчение, им придется очень плохо. Вследствие этого мужи науки сильно беспокоились, волновались и уже заранее завидовали новому врачу.
Когда печальное шествие вошло в главные ворота Лувра, королеву от имени ее сына встретил и приветствовал герцог Креки. Больную пронесли через двор, где была выстроена гвардия. В передней толпилась масса придворных, желавших своим присутствием выразить сочувствие королеве. В дверях, ведущих во внутренние покои, стоял сам Людовик XIV с герцогом Орлеанским, герцогиней и другими родными. Людовик поцеловал руку матери и, наклонившись, сказал ей шепотом несколько слов; королева положила руку на его голову. Затем больную перенесли в комнату, которая была приготовлена ей. Придворные тотчас же окружили короля, чтобы сказать ему несколько слов утешения. Людовик благосклонно отвечал старым слугам королевы, причем его взгляд с особенным интересом остановился на высоком господине преклонных лет, одетом в черный бархатный костюм с богатой золотой вышивкой, которому королева успела ласково поклониться.