Опасные пути
Шрифт:
— Маркиза сейчас выезжают, — довольно сухо сказал швейцар особняка. — Я не смею никого больше впускать. Уже отказано двум просителям, явившимся по пустякам.
— Мое дело — не пустяк, — сказал подошедший, бросая на швейцара взгляд, полный упрека, — это имеет важное значение. Дело идет о пожертвовании на богадельню в Мэдоне; я должен сдать подписной лист не далее, как сегодня. Милостивая маркиза вероятно подпишет. Вот посмотрите! — и он вытащил лист и показал швейцару.
Однако последний только пожал плечами и сказал:
— Это —
Проситель поспешно вошел в дом и поднялся по лестнице в верхний этаж. Здесь его встретила служанка, которая, согласно его желанию, проводила его к Франсуазе Руссель, камеристке маркизы Бренвилье.
В будуаре маркизы стоял Годэн де Сэн-Круа и, наклонясь через спинку кресла, прижал свою красивую голову к щеке Марии. Очаровательная женщина была занята затягиваньем шнурков у своей драгоценной муфты, чтобы защитить свои нежные ручки от сурового воздуха.
Маркиза только что окончила свою работу и воскликнула: “Ну, теперь отправимся гулять, мой Годэн!”, — как вдруг Франсуаза Руссель открыла дверь будуара.
— Что случилось! Ах, ты идешь уже, Франсуаза, тебе незачем подгонять нас, — заметила Мария недовольным тоном.
— Простите, барыня, — возразила камеристка. — Я никак не могу отделаться от одного человека, который настойчиво желает говорить с Вами. Он просит о пожертвовании в пользу больных в Мэдоне и показывает подписной лист, на котором значатся высокие имена, например, герцогиня де Наваль, госпожа Монтвиль и некоторые другие.
— Постоянно мешают! Проводите этого господина в библиотеку.
Франсуаза ушла.
— Прости, Годэн, — сказала Мария, — через две минуты я вернусь.
Она направилась в библиотечную комнату.
Там она не сразу заметила посетителя, который сидел в кресле; лишь когда она подошла к нему совсем близко, он встал и сделал неловкий поклон. Мария испытующе взглянула на незнакомца, который, несмотря на вполне приличную внешность, произвел на нее неприятное впечатление.
Проситель поклонился подошедшей маркизе и подал ей лист.
— Ах, оставьте это, любезный, я подпишу не читая, — сказала Мария.
— Маркиза, — возразил Морель, — я хотел бы попросить Вас прочитать фамилии лиц подписавшихся.
— Это лишнее… Впрочем давайте! Ага, я уже вижу: Монтвиль, Сенак. Хорошо! Все известные благотворители. Дайте сюда.
Мария взяла лист, направилась к маленькому письменному столу и подписала сумму в сто франков, а затем возвратила лист и простилась с подателем.
Морель взглянул мельком на бумагу. Маркиза была уже у дверей, когда он остановил ее, сказав спокойным тоном:
— Позвольте, сударыня еще минуту!
Маркиза оглянулась и спросила:
— Что Вам еще угодно?
— Я только что взглянул на сумму, какую Вы изволили подписать, и нахожу, что Вы могли бы дать больше, — ответил проситель довольно резким тоном.
— Больше? Вы знаете, любезный, ко мне слишком часто обращаются с подобного рода подписками. Если Вы вообще занимаетесь сборами пожертвований, то наверное заметили, что мое имя часто значится среди прочих благотворителей.
— Это верно; но на этот раз дело чрезвычайной важности, дело необыкновенное. Я убежден, что Вы пожертвуете большую сумму, если я сделаю Вам некоторые более подробные сообщения относительно той несчастной, для которой я желал бы получить особый дар.
— Я собираюсь выехать, не задерживайте меня. Кто это, для кого Вы желали бы получить большую сумму?
Морель выпрямился, скрестил руки и, дерзко и вызывающе глядя на маркизу, произнес:
— Это — маркиза де Бренвилье.
Мария отпрянула назад, затем провела рукой по лбу и покачала головой полусострадательно, полубоязливо, как будто перед ней стоял помешанный, и спокойно сказала:
— Вы, должно быть, ошибаетесь… Пожалуйста потрудитесь зайти завтра еще раз; я уже говорила Вам, что сегодня мне некогда.
— Найдется время, сударыня. Впрочем должен предупредить Вас, что если вместо ста франков Вы заплатите мне три тысячи червонцев, то это отнюдь не будет для Вас невыгодной сделкой, так как я выдам Вам за это… Остановитесь, сударыня, не звоните! Если Вы позовете свидетелей, то это будет тем хуже для Вас. Выслушайте меня! Во что Вы цените свое письмо к Камиллу Териа, в котором Вы даете свое согласие принять участие в оргии, предполагаемой в доме Лавьенна?
Маркиза побледнела; ее рука, которой она взялась за шнур от звонка, опустилась и сильно дрожала; но она приободрилась и, подойдя ближе к Морелю, воскликнула:
— Значит, обманщики пользуются теперь сострадательностью благотворителей, чтобы беспрепятственно проникать в дома и излагать свои угрозы? Что может удержать меня созвать слуг и предать Вас в руки правосудия?
— Должно быть, Ваша счастливая звезда удерживает Вас от этого, сударыня, — возразил Морель. — Если Вы спокойно обсудите это дело, то вступите в переговоры с человеком, в руках у которого Ваше благо и Ваша погибель. Вот, — воскликнул он, вынимая из обложки письмо, — здесь содержится эта ценность.
— Это — гнусная подделка, способ вымогать деньги, больше ничего. Вы очень ошибаетесь, если думаете, что таким грубым способом можете заставить меня сдаться. Вы — обманщик. Ваш лист, Ваше письмо, подписи — все подложно; Вас нужно отправить к полицейскому комиссару и я сделаю это. Моя жизнь подвергается такой разнообразной оценке, мои враги так позорят меня кругом, что Ваши жалкие угрозы нимало не тревожат меня. Я не плачу ни за какие подложные письма.
Морель оставался совершенно спокойным: