Опасные союзники
Шрифт:
– Красота какая! – сказал Бурраш.
– Лучше бы дождь прошел, – отозвался Ламтак.
– А зачем тебе дождь? Сейчас не жарко.
– Я люблю, когда дождь.
Бурраш пожал плечами. Разговор в дороге не складывался.
– Сколько нам еще идти? – спросил Мартин, чтобы как-то сориентироваться – в его голове было на удивление пусто.
Он не помнил, как они вышли на дорогу, он не представлял, где они сейчас, хотя впереди были горы. Но, может, и не горы? Кто там разберет, что за этой бурей?
– Там
– Там точно горы, – ответил Рони.
– А мы давно идем?
– Мы давно идем.
– Ну, сколько? С утра примерно?
– Примерно с утра.
– А по лесу шли долго?
– По какому лесу? – ворчливо переспросил Рони, которому, видимо, надоели эти странные расспросы.
– По обыкновенному лесу.
– Мартин, ты устал, просто иди, – посоветовал орк.
Мартин повернулся к Буррашу, потому что голос был похож на его, но это был не голос Бурраша.
– Эй, Бурраш, а где перевязка с твоей руки?
– Мартин, ты устал! Просто – иди! – прозвучало в голове Мартина так громко, что его пробило испариной.
Ни у Бурраша, ни у Рони не было грязных бинтов с потеками крови, а у Ламтака был чистый лоб, хотя в бою он был весь в крови.
– Я вспомнил! Мы дрались в харчевне!.. – воскликнул Мартин, но его товарищи, похоже, не услышали. – Эй, где ваши бинты? Где бинты на моей руке и почему наша одежда совсем новая?!
Страшная догадка полыхнула в его мозгу, и Мартин закричал первое, что пришло ему в голову:
– Засада!.. За-са-да!!!
Его крик расколол эту вязкую реальность, и яркий свет уступил место предутренним сумеркам. Увидев, что путники очнулись, кравшиеся к ним наемники заорали, что было мочи, и бросились вперед.
И снова закрутилась, завертелась сеча, как будто и не прекращалась схватка в харчевне. Однако на опушке было больше простора, и Бурраш с его мечом чувствовал себя в своей стихии, а Ламтаку не приходилось прыгать по столам, чтобы показать всю свою силу.
Мартин с Рони встали спина к спине и дрались дубинками и кинжалами. Здесь не нужно было побеждать, они лишь отвлекали врагов, пока их не настигал меч Бурраша.
Внезапно Рони был сметен ударом неведомого происхождения и, отлетев шагов на десять, упал в кустарник. Наемники радостно заорали и стали наседать на Мартина – их было четверо против одного.
И снова был удар, на этот раз сбивший с ног Бурраша. Он упал на спину, и у огромного дерева – в десятке шагов впереди – Мартин увидел длинноволосого человека, который стоял, вытянув руки, и своими пассами удерживал орка на земле, чтобы его добили. Однако Ламтак вовремя заметил угрозу и метнул свой щит в голову длинноволосому.
Попадание было точным, и Мартин полагал, что с Писарем покончено, однако щит прошел сквозь него и остался торчать в стволе дерева, а Писарь направил новый пасс в сторону гнома.
Очнувшийся Рони вернулся в схватку и метнул кинжал в одного из наемников, а Мартин снес ногой другого, намеревавшегося добить Бурраша топором. Тем временем орк, едва приподнявшись, разрядил «горгону» в длинноволосого. И хотя дротик прошел насквозь без видимой пользы, колдун исчез, а следом побежали и те из банды, кто еще уцелел.
– Посмотрите, мы видели их в харчевне, – сказал Бурраш, обходя поверженных врагов. – И среди них несколько новеньких.
– Они успели получить подкрепление, – согласился Ламтак и, встав на носочки, выдернул из дерева щит. Потом, немного повозившись, извлек дротик и вернул Буррашу.
– А кто закричал «засада»? – спросил Рони.
– Я не кричал, – сказал Ламтак, – я как будто спал.
– И я не кричал, мне снилось что-то хорошее, – признался Бурраш.
– Это был я, – сказал Мартин. – Мы тонули в наваждении, колдун завел нас в ловушку, и мы спали на ходу.
– А как же ты проснулся? – спросил Рони.
– Я проснулся, потому что не обнаружил во сне наших бинтов – вот этих.
Мартин пошевелил рукой и выдернул конец окровавленной тряпицы, а когда размотал ее, то не обнаружил никакой раны.
Гном снял со лба компресс, а Рони осторожно размотал раненое плечо. И Бурраш снял свою повязку – ни у кого не осталось ни царапины, ни шрама.
– Подвяжи мулам торбы, Рони, – сказал Мартин. – Мы должны были покормить их еще вчера вечером.
Рони достал торбы, насыпал овса и подвесил мулам, чтобы они могли жевать на ходу – животные не возражали.
– Давно я не попадал в наваждение, – заметил Бурраш, на ходу вытирая меч пучком прошлогодней травы. – Последний раз это было в бою у Желтой реки. На нас тогда пошли големы, и мы побежали, а потом оказалось, что это был только отравленный дым.
– Я тоже видел наваждения только на войне, – сказал Ламтак, пристраивая меч в ножны. – Но только нас не пугали, а, наоборот, сделали могучими и смелыми, ведь мы видели перед собой только ополчение, вооруженное корягами. Мы смело их атаковали и, как нам казалось, обратили в бегство.
– А на самом деле?
– На самом деле потеряли половину полка, потому что атаковали колонну «железных грифферов»…
– Вот как? Не особенно-то вас жалели ваши командиры!
– Бывало, что совсем не жалели.
– Я слышал, у них было по четыре руки…
– Да. И в каждой руке по секире. Но сам я не помню, это рассказывали те, кто остался на нашем берегу реки.
– Так вы еще и через реку атаковали?
– Да, у нас было наваждение, что там есть брод.
– А на самом деле?