Опасные удовольствия
Шрифт:
– Да ладно тебе, – смутился Пряжников.
– Нет, правда!
– Хорошо, ребята. Я тоже вам кое-что расскажу, – серьезно сказал Андрей. – Но моя история и вовсе трагическая. В одном девятиэтажном доме жила семья: мама, папа, сын, дочка. Дочке было двадцать лет, и десять из них она провела в инвалидном кресле – что-то там у нее со спинным мозгом не в порядке. Алиса, как вы понимаете, большую часть времени сидела дома, но добрый нрав и симпатичная мордашка дали ей возможность обзавестись поклонником. Поклонник Женя определенно собирался жениться на Алисе, несмотря на протесты своих родителей. Женя развлекал затворницу,
– Вот оно, вот оно! – закричал Валера. – Появляется подзорная труба. Значит, с одной стороны прибора будет глаз Алисы, а с другой – какое-то преступление.
– Не перебивай! – одновременно одернули его Макс и Костя.
Дирли-Ду слушала затаив дыхание.
– Что-то мне это напоминает, – удивленно сказал Максим и поймал упреждающий взгляд Пряжникова.
– Алиса стала вести наблюдение за обитателями соседних домов. Напротив стояли две типовые девятиэтажки, а в просвет между ними виднелись здания на большом проспекте. В одном из них – это было какое-то учреждение, Алиса облюбовала окно. Его обитатель – импозантный, красивый мужчина под пятьдесят – стал почти родным для Алисы. Она знала, что он крупный босс, приезжает на работу в восемь утра и выпивает две чашки кофе. У него есть юная секретарша, хорошенькая и глупая, потому что часто мужчине приходится сердито ей что-то выговаривать и возвращать напечатанные бумаги. Линзы многократного увеличения и неизвестный мужчина стали основным развлечением для бедной Алисы. Но второго октября все кончилось страшно и бесславно – мужчину застрелили в его собственном кабинете на глазах Алисы. Она видела все, но ничего не могла сделать…
– Что я вам говорил! – восторженно оглянулся на всех Валера.
– Второго октября грохнули Батурского, – заметил Максим. – Ты про него рассказывал?
– Именно про него.
– Андрей, ты ведь выдаешь нам служебную тайну, – дернулся Константин. – Зачем? И вообще, ребята, пора расходиться, завтра некоторым на работу. Мне, например.
– И Алиса обратилась в милицию? – в панике спросила Дирли-Ду. Она побледнела и зябко ежилась. – Я ничего не понимаю, Андрей, ведь Батурский покончил жизнь само…
– К сожалению, нет, – ответил Андрей. Алиса не обратилась в милицию. Женя убедил ее про все забыть. Допросы утомительны и для здорового человека, а для девушки в инвалидной коляске – тем более. Я все это узнал буквально на днях. Стоял в кабинете Батурского у окна и увидел на подоконнике бинокль. Решил его испробовать, и вдали, в одном из окон далекой девятиэтажки заметил кого-то с подзорной трубой. Сердце упало от фантастического предположения.
– Все это здорово, хотя и не совсем реально. Пора нам расходиться, – упрямо повторил Костя.
– А посвятил я вас в этот фрагмент дела Батурского потому, что мы все в нем участвуем.
Дирли-Ду сидела совершенно убитая. Она подняла на сыщика глаза, полные мольбы, и делала ему многозначительные знаки ресницами и носом: «Прошу тебя, не надо больше ничего говорить!»
– Разве все мы замешаны в деле Батурского? И я? – жалко пролепетала она. – А не пора нам по домам?
– Да, ребята, Дирли-Ду права. Вы как хотите, а я пошел, – хмуро сказал Костя.
– Подожди, – остановил капитана Андрей. – Отвечаю на вопрос Дирли-Ду. Каким
– Костя, пойдем! – громко сказала Дирли-Ду и взяла капитана за руку. – Я устала и хочу спать. А кто хочет, может остаться.
Андрей повысил голос:
– Сядь на место. Дирли-Ду работала в банке «Гарант» и была близко знакома с Глебом Батурским.
– Правда, Дирли?! – изумился Максим.
– Я тебя ненавижу, Пряжников! – зло прошептала Дирли-Ду. – Что еще ты можешь рассказать про меня?
– А Костик? – вспомнил Макс.
– А Константин и был тем человеком, который застрелил Глеба Батурского.
Молчание становилось невыносимым. Комната была исчерчена нитями пронзительных взглядов. Дирли-Ду удивленно и испуганно смотрела на Андрея, Макс – пристально – на Константина, Смирнов и Пряжников буквально испепеляли друг друга. Валера не смотрел ни на кого. Он напряженно изучал рельефную кайму скатерти.
Первым заговорил Костя.
– Да ладно вам, ребята, шутить, – неуверенно сказал он.
Все задышали, завозились, но тревожное настроение прошедшей паузы витало в воздухе – никто почему-то не сомневался в словах Андрея.
– Костя, тебе лучше самому во всем признаться, – грустно вздохнул сыщик. – У меня на руках неоспоримые факты. Я могу подробно рассказать, как ты впервые появился в кабинете Батурского и что тебе нужно было от банкира. Могу рассказать о Куницыне, о том, как…
– Постой, – коротко попросил капитан. – Не надо.
– Признайся, старик, – посоветовал Максим. – Учитывая твой неуемный характер, могу предположить, что ты грохнул Батурского сгоряча. В состоянии аффекта, выражаясь юридическим языком. И наверное, банкир крупно тебе насолил. Вкупе с чистосердечным признанием и явкой с повинной можешь рассчитывать на некоторое снисхождение. А так – Эндрю от тебя не отцепится, поверь. Он хуже пиявки.
– Не знала, что ты закончил юридический, – толкнула локтем журналиста Дирли-Ду. – В состоянии аффекта… В состоянии аффекта…
– Решился? – Андрей не сводил огненного взгляда с Кости. – Или давай сейчас в присутствии многочисленной публики прокрутим кино с самого начала? Со всеми подробностями и нюансами?
– Не надо.
Костя поднялся с дивана и нерешительно оглянулся.
– А ты уже, наверное, приготовил наручники? – спросил он у Валеры.
– Брось, капитан, – сказал Андрей. – Пойдем. – Дирли-Ду и Максим остались сидеть на диване.
Мрачный капитан в траурном обрамлении из не менее мрачных детективов вышел из квартиры.
– Кошмарная ситуация, – сказала Дирли-Ду. – Костя убил Батурского? Невероятно. Я не верю. Костя, он ведь такой честный, порядочный, правильный… Он… Нет, нет! Костя не мог убить Глеба… Да и зачем ему это нужно?
– Киска, в жизни бывает и не такое, – промолвил умудренный циник Макс Колотов. – Я помогу тебе убрать со стола.
Глава 47
Журналист закончил приготовления, любовно осмотрел боеприпасы – диктофон, блокнот, стопка великолепной бумаги, пять шариковых и перьевых ручек, линейка, ластик, календарь, канцелярский клей – и ласково позвал: