Опасные удовольствия
Шрифт:
В экипаже, как, впрочем, в любом наемном экипаже, дурно пахло, но, видимо, от него самого тоже дурно пахнет, мрачно подумал Колин. Через день-другой у него будет такая борода, что он станет неузнаваемым даже для ближайших родственников. Он сможет прислониться к стене рядом со своим новым другом на Сент-Джайлз-стрит и прожить свою жизнь безымянно.
Такой ход мыслей не понравился Колину, и он решил кое-что проверить. Очень медленно наклонившись вперед, он протянул руку, чтобы коснуться колена миссис Гринуэй.
Она схватила его за запястье раньше, чем открыла глаза. А когда открыла
– Хороший прием, – улыбнулся Колин.
– Что вы собирались сделать, мистер Эверси? – Хрипотца в голосе давала понять, что она еще не совсем проснулась. Впрочем, Колин не был уверен в том, что она спала. Резкий тон был тому доказательством.
– Хотел подержать в темноте вашу руку, миссис Гринуэй, подумал, что это весьма романтично.
Мэдлин оттолкнула его руку так, словно это была дохлая мышь.
Колин рассмеялся.
– Так что вы собирались сделать? – вновь потребовала ответа Мэдлин.
– Решил проверить, спите ли вы или притворяетесь спящей.
– Я спала, – настаивала Мэдлин, откашлявшись и немного повернув голову, чтобы ослабить напряжение в мышцах.
Колин промолчал, изучая ее профиль. Свет газовой лампы падал на ее лицо, и он заметил, что она взволнованна. Колин вдруг почувствовал тихое необъяснимое раздражение.
– Я – не эксцентричный убийца, миссис Гринуэй. Очевидно, меня нужно накачать элем, вывести из себя и поставить лицом к лицу с Редмондом, чтобы я совершил убийство. Со мной вы в абсолютной безопасности. Так что можете спать.
Мэдлин нетерпеливо покачала головой:
– Пожалуйста, не шутите… так.
А что еще он должен делать?
– Я не убивал Роланда Тарбелла, – тихо, но упрямо заявил Колин.
– Я же позволила вам держать мой пистолет, – уже мягче сказала она.
Ну что ж, Колин выдохнул. Не совсем явное выражение доверия, но уже кое-что.
– А я спал в одной комнате с вами, – возразил Колин.
– Как срубленное дерево, – с явным удовольствием признала Мэдлин. – Вас действительно обидело, что я спала не очень крепко, мистер Эверси?
– Нет, – солгал Колин. Если быть совсем точным, то его это больше раздражало, чем обижало.
Наступило молчание. Колин героически боролся, чтобы не погрузиться в собственные мрачные мысли и не поддаться раздражению. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь, любой, снова верил ему. Кто-нибудь, помимо лакея Гарри.
Наконец огни моста остались позади.
– Я редко сплю хорошо. – Мэдлин сказала это так тихо, словно разговаривала сама с собой.
Этим словам он бы предпочел пылкое признание веры в его невиновность. Но они позволили ему узнать, как проходят ее ночи, и немного узнать ее саму, и дверца к ней теперь приоткрылась немного больше. По правде говоря, Колин не был до конца уверен, что хочет открыть эту дверь до конца, потому что одному Богу известно, что он обнаружит за ней и в чем причина ее беспокойного сна. По крайней мере, теперь он знал, что у нее есть совесть. И по-видимому, он не завоюет ее доверие полностью, пока она полностью не завоевала его.
– Ваш пистолет. – Колин отдал ей оружие. Мэдлин улыбнулась и взяла пистолет.
– Спасибо, что присмотрели.
Колин криво ухмыльнулся и коснулся рукой, края шляпы.
Спустя несколько мгновений они свернули на Сент-Томас-стрит и остановились у красивых чугунных ворот внутреннего двора больницы Эддерли.
Колин никогда не лежал в больнице, но знал, что люди приходили сюда и уходили, кое-как подлечившись, а многие там умирали.
Колин надел сюртук, поднял воротник и натянул поглубже шляпу, собираясь покинуть следом за Мэдлин экипаж.
Кучер уже помог ей выйти и предложил несколько шиллингов в качестве сдачи за пуговицу.
– Удачи… во всем… парень, – пожелал он на прощание Колину.
Колина озадачило такое пожелание, но тут он вспомнил о якобы существующих у него мужских проблемах, о которых говорила кучеру Мэдлин. Бедняга, видимо, подумал, что Колин слишком глубоко переживает свою проблему. И если ты в компании с такой женщиной, как Мэдлин Гринуэй, лечение мужских проблем становится первоочередной задачей.
– Спасибо, сэр, – не глядя в глаза кучеру, ответил Колин.
Потом кучер взял другого пассажира, который даже не взглянул ни на Мэдлин, ни на Колина, а они приготовились ждать доктора.
– Если вы видели доктора Огаста, вы узнаете его даже в темноте? – спросил Колин.
– Высокий, симпатичный, хорошо одетый, трость с золотым набалдашником; важный, с немодной бородкой.
– Симпатичный? Как лакей Гарри? Или как Колин Эверси?
– Подобных Колину Эверси больше нет, – рассеянно ответила Мэдлин.
Колин подавил довольную усмешку.
– А бородка? Как у меня? – Колин погладил подбородок.
– Это пока нельзя назвать бородой.
– Значит, вы наблюдаете за процессом роста моей бороды?
– Кроме вас, мистер Эверси, я вообще ничего не вижу.
Она опасно балансировала на грани флирта, и Колин чувствовал, как у него сбилось дыхание. Мэдлин говорила как женщина, которая могла бы выйти замуж за человека, у которого на пистолете инкрустирована русалка.
Он сознательно взял ее под руку, чтобы они производили впечатление женатой пары и вызывали меньше подозрений. Он чувствовал, как она напряглась, и низко опустил голову, чтобы никто не увидел его улыбки и лица, так, на всякий случай.
К счастью, во дворе больницы было полно народу, туда-сюда сновали экипажи, поэтому Мэдлин и Колин не привлекали к себе внимания.
– А если он никогда не появится? Вдруг мы пропустили его? – пробормотал Колин.
– Для ужина еще слишком рано. Он читает лекцию, так мне сказал дворецкий, потом едет в свой клуб и вернется домой очень поздно. Мужчины не изменяют своим привычкам. – Мэдлин бросила на него взгляд – большинство мужчин.
Не посмотри они на ворота больницы в этот момент, могли бы его пропустить. Описание, данное Мэдлин, было весьма точным: высокий, симпатичный, важный, с миленькой бородкой. Доктор Огаст с рассеянным видом бистро шагал к воротам, на ходу натягивая перчатки, при этом перекладывая трость из одной руки в другую. Он не обращал внимания на экипажи, посмотрел налево, потом направо и пошел в южном направлении по Сент-Томас-стрит с такой скоростью, что если бы не мелькавшая трость, они могли бы потерять его в темноте.