Опасные заложники
Шрифт:
— Меня звать Валентиной Ильиничной. Оставляй, Женя, сумку в прихожей и проходи в зал, — предложила хозяйка гостю.
Усадив Климова за столом, она сама присела напротив него.
— Ваня через тебя письмо мне не передавал?
— А как же, конечно, передавал, — подхватываясь со стула, как бы только вспомнив о письме, ответил ей Климов. Сходив в прихожую и достав из сумки лист бумаги, он отдал его Валентине Ильиничне и вновь присел на стул,
Ломакина, надев очки, углубилась в чтение письма: "Мама, письмо тебе передаст Женька Климов, о котором я уже писал. Мы с ним вместе
Прочитав письмо и последний раз бросив взгляд на знакомый почерк сына, Валентина Ильинична поинтересовалась у гостя:
— Вот ты поживешь у меня один месяц, а потом куда пойдешь и где будешь жить?
Пожав плечами, Евгений ответил:
— Не знаю, но за месяц думаю решить свою проблему.
— А как?
— Месяца мне за глаза хватит, чтобы найти работу, подругу с жильем. К ней я и мотану от вас.
— А жить как этот месяц будешь?
— Я в нахлебниках у вас не буду, За квартиру и питание заплачу вперед, — положив на стол две банкноты по пятьдесят тысяч рублей, сообщил он.
Взяв только одну купюру, Валентина Ильинична сказала:
— Хватит и половины.
— Нет, нет, Валентина Ильинична, пускай будет по-моему. Все равно у меня деньги в карманах не задерживаются. Пропью, а потом еще где-нибудь набедокурю. Так что уж выручайте меня от них.
Не нуждаясь в дальнейших уговорах, Ломакина молча положила деньги себе в карман. Глядя на руки Климова, кожа которых была синей от татуировок, она благоразумно решила перевести разговор на другую тему:
— Я смотрю, Женя, у тебя все руки синие от наколок. Так же, как и у моего дурака.
— Традиция, Валентина Ильинична. От нее никуда не денешься, — как бы с сожалением, разведя руками, сокрушенно поведал он.
Сходив в кухню, Ломакина сказала:
— Иди, Женя, мой руки в ванной. Сейчас будем ужинать с тобой.
— От такого мероприятия не откажусь, — поднимаясь со стула и потирая руки, довольно сказал Климов. — Валентина Ильинична, как вы смотрите на то, чтобы за ужином нам пропустить по грамульке спиртного за мое освобождение и за знакомство с вами?
— Ну что ж, по такому случаю грех не выпить.
С удовольствием расправляясь на кухне с борщом, благоухающим разными специями, от которых у него во рту горело, Евгений не спеша делился с Валентиной Ильиничной своими невеселыми, но интересующими ее новостями.
Получив от Евгения ответы на все свои вопросы, касающиеся сына, она стала интересоваться личностью самого квартиранта:
— Сколько лет ты, Женя, сам-то просидел в колонии?
Климов молча продемонстрировал перед ее глазами ладонь с растопыренными в стороны пальцами.
— Пять лет? — удивленно спросила она.
— Да! — скучно, как о набившей оскомину кислой ягоде, ответил он.
— И за что тебе намотали такой срок?
— Не хотел идти служить в армию, пытался дать военкому взятку, а он меня за это упрятал в
— Я думала, что только у меня сын дурак, но и ты оказался не умное. Несчетное количество раз мне приходилось ездить к нему на свидания. За это время мне ни с одним толковым зеком не удалось поговорить. Все какие-то с ужимками, выкрутасами, корчат из себя черт знает что, а сами дураки дураками. Вот если взять тебя… Почему ты не захотел служить в армии, неужели сидеть в тюрьме более почетная обязанность, чем охранять Родину? Разве это не дурость с твоей стороны?
— В этом плане ты, мать, права. Все умные гуляют на свободе, а все дураки парятся у “хозяина".
— Почему ты так рассудил? — не считая своего сына совсем дураком, уже защищая его, недовольно поинтересовалась она.
— Только дураки сидят. Умным человек считается до тех пор, пока не попадет к "хозяину". Там мы все дураки, — более доходчиво объяснил он.
Такой его комментарий ее удовлетворил.
— Ну и как ты, совсем поумнел или через время опять к дуракам присоединишься? — улыбнувшись, поинтересовалась она.
— Кто захочет себя добровольно к дуракам относить? Никто! Поэтому, пока не попаду вновь к "хозяину", буду считать себя не совсем глупым.
— Ты женат?
— Нет! Не успел еще.
— А пора!
— Почему?
— Если не совсем уверен в своем уме, то найди себе такую подругу, которая смогла бы восполнить твой пробел.
— Вы как будто сговорились с моей матерью, которая не хуже вас тоже хочет захомутать меня бабой, — улыбнувшись, заметил Клим.
— Если не будешь прислушиваться к мнению своей будущей жены, то у тебя никогда семейной жизни не получится.
Сделав паузу в разговоре, как бы обдумывая ее слова, он, почесав пятерней ежик волос на голове, сказал:
— Валентина Ильинична, а вы, между прочим, толковую мысль подкинули мне. Я над ней подумаю и не исключено, что в этом году женюсь. Но если мне в женитьбе не повезет, то знайте и помните, кто толкнул меня на такой опрометчивый шаг и по чьей вине я вновь разочаруюсь в жизни.
— Нет уж, дорогой Женечка, меня ты оставь в покое и в своих жизненных ошибках разбирайся сам. Если не хочешь, так уж лучше не женись. Мне от своего Ивана нареканий хватает, а тут еще ты хочешь добавить к ним свои.
— А он в чем вас винит?
— Ты же знаешь, за что его посадили?
— За хулиганство!
— Не за какое ни хулиганство, а за тупость.
— Как так? — удивился Клим.
— Да очень просто. Он и его друзья стали в парке приставать к девушке, хватали за руки, хотели ее куда-то увести. Девушка стала кричать, звать людей на помощь. Нашелся один старичок, который, подойдя к ним, стал их стыдить и требовать, чтобы они оставили девушку в покое. Им надо было послушаться старика, понять его мудрость, а они его побили. За старика заступилась другая группа парней. У них, в компании сына, людей было меньше, вот сын и схватился за нож, которым одного парня порезал. Ведь если по-умному разобраться, то компании сына надо было сказать спасибо старику, что он спас их от группового изнасилования девушки, а они вместо этого, идиоты проклятые, вздумали бить.